Собрание сочинений. Том 4. 1964–1966. Аркадий и Борис Стругацкие

Сколько я должен?

      Он сказал, сколько я должен.

      – Как? – спросил я, приходя в себя.

      Он с удовольствием повторил.

      – С ума сойти, – честно сказал я.

      – Такова цена красоты, – объяснил он. – Вы пришли сюда заурядным туристом, а уходите царем природы. Разве не так?

      – Самозванцем я ухожу, – пробормотал я, доставая деньги.

      – Ну-ну, не так горько, – вкрадчиво сказал он. – Даже я не знаю этого наверняка. Да и вы не уверены… Еще два доллара, пожалуйста… Благодарю вас. Вот пятьдесят пфеннигов сдачи… Вы ничего не имеете против пфеннигов?

      Я ничего не имел против пфеннигов. Мне хотелось скорее уйти.

      В вестибюле я некоторое время постоял, приходя в себя, глядя через стеклянную стену на металлического Владимира Сергеевича. В конце концов все это очень не ново. В конце концов, миллионы людей совсем не то, за что они себя выдают. Но этот проклятый парикмахер сделал меня эмпириокритиком. Реальность замаскировалась прекрасными иероглифами. Я больше не верил тому, что вижу в этом городе. Залитая стереопластиком площадь в действительности, наверное, вовсе не была красива. Под изящными очертаниями автомобилей мнились зловещие, уродливые формы. А вон та прекрасная, милая женщина на самом деле, конечно, отвратительная, вонючая гиена, похотливая, тупая хрюшка. Я закрыл глаза и помотал головой. Старый дьявол…

      Неподалеку остановились два лощеных старца и принялись с жаром спорить о преимуществах фазана тушеного перед фазаном, запеченным с перьями. Они спорили, истекая слюной, чмокая и задыхаясь, щелкая друг у друга под носом костлявыми пальцами. Этим двум никакой мастер помочь не смог бы. Они сами были мастерами и не скрывали этого. Во всяком случае, они вернули меня к материализму. Я подозвал портье и спросил, где ресторан.

      – Прямо перед вами, – сказал портье и, улыбнувшись, поглядел на спорящих старцев. – Любая кухня мира.

      Вход в ресторан я принял за ворота в ботанический сад. Я вошел в этот сад, раздвигая руками ветви экзотических деревьев, ступая то по мягкой траве, то по неровным плитам ракушечника. В пышной прохладной зелени гомонили невидимые птицы, слышались негромкие разговоры, звяканье ножей, смех. Мимо моего носа пролетела золотистая птичка. Она с натугой тащила в клюве маленький бутерброд с икрой.

      – Я к вашим услугам, – сказал глубокий бархатный голос.

      Из зарослей выступил мне навстречу величественный мужчина со щеками на плечах.

      – Обед, – коротко сказал я. Не люблю метрдотелей.

      – Обед… – повторил он значительно. – Обед в обществе? Отдельный столик?

      – Отдельный столик. А впрочем…

      В руке у него мгновенно появился блокнот.

      – Мужчину вашего возраста будут рады видеть у себя за столом миссис и мисс Гамилтон-Рэй…

      – Дальше, – сказал я.

      – Отец Жофруа…

      – Я предпочел бы аборигена, – сказал я.

      Он перевернул листок.

      – Только что сел за стол доктор философии Опир.

      – Пожалуй, –