Смерть перед Рождеством. Кристоффер Карлссон

и вообще насколько легко он распознает вранье.

      – Тогда все это нам не нужно, – делает вывод Мауритцон и убирает снимки в карман.

      Папка снова переходит к Олауссону.

      Бирк избегает смотреть и на меня, и на него.

      Они похожи на заговорщиков, и я догадываюсь, что Олауссон все знает.

      Я чувствую, как моя спина покрывается потом. Ладони становятся влажными.

      – Отпечатки обуви в квартире Хебера. – Я поворачиваюсь к Мауритцон: – Мы работаем с квартирой. Криминалисты должны закончить все уже сегодня. Но там, похоже… ничего нет, кроме этих отпечатков. С большой долей вероятности это не тот человек, который стоял за контейнером на Дёбельнсгатан и не сам Хебер. Тот, кто побывал в квартире убитого, носил обувь сорок четвертого размера.

      – Убийца вполне мог переобуться, – возражает Олауссон.

      – Да, конечно. – Мауритцон стучит по столу костяшками пальцев, и я спрашиваю себя, делает ли она так всегда, когда раздражена. – Но насколько часто убийцы меняют ботинки с тридцать восьмого размера на сорок четвертый?.. В любом случае отпечатки обуви сами по себе бесполезны.

      – А что с его мобильником? – спрашиваю я.

      – Все еще не найден. – Бирк пролистывает свои бумаги. – Последний исходящий звонок с мобильника Хебера зарегистрирован возле университета, предположительно от получаса до сорока пяти минут до смерти. Но с кем он разговаривал, установить таким образом невозможно. Нам нужен список звонков, чем скорей, тем лучше. Мы вряд ли получим его раньше завтрашнего вечера. В настоящий момент телефон Хебера предположительно отключен. Если он, конечно, не покоится на дне озера Меларен.

      – Мы должны найти его, где бы он ни был, – резюмирует Олауссон и поворачивается ко мне. – Так что ты там говорил насчет респондента пятнадцать семьдесят девять?

      – Пятнадцать девяносто девять, – поправляю я.

      – Хорошо, пусть так, – соглашается Олауссон. – Он ведь вполне может быть убийцей?

      – Не думаю, – возражаю я.

      – Почему?

      – Кое-что не стыкуется.

      – Он имеет в виду направление удара, – поясняет Мауритцон. – Если Хебер ждал респондента пятнадцать девяносто девять и явился на встречу раньше его, то вряд ли стоял бы спиной к переулку. Логичнее было бы предположить, что он смотрел в ту сторону, откуда должен был появиться пятнадцать девяносто девять, согласитесь. Если же Хебер вошел во двор позже пятнадцать девяносто девять, тем более маловероятно, что он повернулся к нему задом.

      Мобильник Олауссона сигналит. Имя, высветившееся на дисплее, начинается с буквы Г – вот и все, что я успеваю заметить.

      – Звучит разумно, – резюмирует Олауссон. – Что ж, будем над этим работать. И выясните, что же такого узнал Хебер. Или… – Он встряхивается и поднимается со стула. – Действуйте, у меня своя работа.

      Олауссон захлопывает папку и выходит из комнаты совещаний с ней и прижатым к уху мобильником.

      – Он даже не взглянул! – шепотом восклицает Мауритцон. – Я потратила на этот протокол несколько часов.

      Бирк, бывший на удивление молчаливым во время совещания, переводит