Барракуда forever. Паскаль Рютер

адеялся, что Наполеон в последний момент пойдет на попятную, но я-то знал, что он напрасно так думает: дед всегда стоит на своем.

      Бабушка все плакала и не могла остановиться. Я поддерживал ее под руку и подавал ей бумажные носовые платки, промокавшие насквозь в считанные секунды.

      – Спасибо, Леонар, мой хороший, – проговорила она. – Ну какой же он осел, этот Наполеон, какой упрямый осел!

      Она высморкалась, вздохнула, и на губах ее появилась ласковая снисходительная улыбка.

      – Ну что ж, ладно, раз он так решил, этот осел, – произнесла она.

      Мой дед не зря носил имя Наполеон. Он гордо стоял на ступенях Дворца правосудия, держа руки в карманах новеньких белых брюк, и с видом императора, только что завоевавшего очередное королевство, взирал на прохожих надменным, самодовольным взглядом.

      Он меня восхищал. Я думал, что в жизни много секретов и деду все они известны.

      Осень только начиналась, дул теплый влажный ветерок. Жозефина поежилась и подняла воротник пальто.

      – Надо это отпраздновать! – заявил Наполеон.

      Папе и маме эта идея была не по вкусу, а Жозефине тем более, так что все просто пошли в сторону метро.

      – Хочешь ванильного мороженого? – спросил меня Наполеон, когда мы поравнялись с витриной уличного торговца.

      Он протянул бумажку молодому продавцу:

      – Два мороженых, одно мне, одно – моему Коко. Взбитые сливки? Да. Ну что, Коко, тебе со сливками?

      И он подмигнул мне. Я кивнул. Мама пожала плечами. Папа пустым взглядом смотрел прямо перед собой.

      – Разумеется, моему Коко – со взбитыми сливками!

      Коко… Так он звал меня всегда. Не знаю почему, но мне нравилось думать, что в спортивных залах и на рингах, где он раньше постоянно бывал, все тоже звали друг друга Коко.

      Совсем не то что Леонар. Леонар Бонер. Мне было десять лет, и мир представлялся непонятным, таинственным, немного враждебным, и часто казалось, что встречные меня не замечают, что я просто не отпечатываюсь на их сетчатке. Наполеон, утешая меня, говорил, что боксеру необязательно быть здоровенным качком и что большинство чемпионов отличались не ростом, а мастерством и талантом. Но я-то боксом не занимался. Я был невидимкой.

      Я пришел в этот мир грозовым вечером, лампочки в палате перегорели, и первый крик я испустил в полной темноте. Жизнь маленького Бонера началась во мраке, который за прошедшие с тех пор десять лет так до конца и не рассеялся.

      – Вкусно, Коко? – спросил Наполеон.

      – Очень, – ответил я. – Спасибо.

      Бабушка немного успокоилась. Я поймал ее тоскливый взгляд, и она мне улыбнулась.

      – Полакомься в свое удовольствие, – шепнула она мне.

      Продавец протянул Наполеону сдачу, тот спросил:

      – Сколько вам лет?

      – Двадцать три года, месье. А что?

      – Да так просто. Оставьте себе. Нет-нет, не возражайте. Сегодня у нас праздник!

      – Чего только не услышишь, – пробормотала бабушка.

      В поезде, который вез нас домой, мы молчали, сидя среди пассажиров, возвращавшихся с работы. Бабушка немного приободрилась, припудрила щеки, и я прислонился к ней, предчувствуя скорое расставание. Прижавшись лбом к стеклу, она рассматривала убегающий пейзаж. Грусть придавала ей какую-то благородную красоту. Она изредка поглядывала на того, с кем прожила всю жизнь. Глаза у нее были цвета облетевшей листвы, кружащейся в небе. На губах порой мелькала улыбка, и я мог только гадать, какие мысли бродят у нее в голове.

      Она все может понять, подумал я.

      У деда от ванильного мороженого появился на губе белый ус. Он положил ноги на сиденье напротив и весело что-то насвистывал.

      – Какой удачный денек! – воскликнул он.

      – Вот именно, точнее не скажешь, – пробормотала бабушка.

      Глава 2

      Спустя неделю мы все вместе, включая Наполеона, провожали Жозефину на Лионском вокзале.

      Она решила уехать на юг Франции, в Экс-ан-Прованс, вернее, в маленький городок рядом с ним, где она родилась и где ее ждал домик племянницы, в котором та не жила. Нужно взглянуть на вещи по-другому, может быть, все к лучшему, заявила она. Самое время найти старых подруг, пройти по тем дорожкам, по которым ходила в детстве. А главное, будет много солнца и света.

      – Мне будет теплее, чем вам!

      Словно подтверждая ее слова, по стеклянной крыше вокзала тоскливо зашуршали крошечные капли.

      Мы ждали поезда, стоя на перроне рядом с горой чемоданов. Дед нетерпеливо расхаживал по платформе взад-вперед, словно боялся, что поезд не придет.

      – Леонар, малыш, ты приедешь меня навестить? – спросила бабушка.

      Мама ответила за меня:

      – Конечно, мы будем часто приезжать. Ведь это не так уж далеко.

      – И ты почаще приезжай! – подхватил папа.

      – Если