Инанта Грёза. Путник. Владимир Зенкин

неуверенно говорю я.

      Премьерский нос ещё раз втягивает близ меня воздух, убеждаясь, что я не накуренная и не пьяная. А ну как, даже и беременная, но обоняньем это трудновато определить.

      – Что-то вдруг… не знаю… Отключилась… – не объяснять же ей где и кем я только что побывала.

      – Поди к врачам, проверься. Раньше случалось такое?

      – Никогда, – отцеживаю я ей пресной улыбочки. – Всё в полном порядке. Спасибо, не беспокойтесь.

      – Забеспокоишься тут, – вздыхает «околоТэтчер». – День неблагостный. Половины не минуло – а печаль. Богу душу отдал человек. Бедная Света Васильевна! Вчера встречались, здравствовались… И – нате вам!

      – Это!.. – встрепыхиваюсь я, – это, которая здесь, на скамейке, недавно? Я всё видела. Скорая её увезла.

      – Слишком поздно.

      – А вас же тут, кажется… Откуда же вы?..

      – От людей, откуда. Плохие вести быстро бегут.

      – Вы знали её, да? Вы её хорошо знали?

      – Хорошо – нехорошо… Столько лет – в одном доме, в одном подъезде, – «околоТэтчер» машет рукой вдоль аллеи: за сквером, за зеленью, белеет угол многоэтажки.

      – Ой! – ёрзаю я на скамейке. – Как удачно, что я вас… Расскажите о ней, пожалуйста. А? Мне очень нужно.

      – Тебе? Зачем? Ты с ней знакома?

      – З-знакома. Да, знакома… конечно. Она здесь, на моих глазах… умерла.

      «ОколоТэтчер» подозрительно-участливо оглядывает меня. Я ещё больше волнуюсь, торопливо вру.

      – Я её знала… давно. Несколько лет назад. Долго не виделись. Как она живёт… жила? С мужем и сыном, да? Сын – уже взрослый, конечно, должно быть…

      Женщина продолжает обозревать меня в размыслии, стоит ли откровенничать с незнакомой нервной особой, только что очухавшейся от странного обморока.

      – Мужа похоронила она прошлой осенью.

      – От чего?

      – Досталось ей с ним. Одно время – пил. Недолго, правда. Потом сплошные болезни: что-то с печенью, что-то с желудком. Операция за операцией, из больницы в больницу. Годы. Для неё самой это даром не прошло. У самой инфаркт случился.

      – Да вы что! – с трудом выдыхаю я.

      – Обошлось, слава Богу. И благо для Светы Васильевны, что с мужем, наконец, всё… кончилось. Наверное, и для него самого благо. Чем так жить- мытариться, лучше вовсе…

      – А потом?

      – А потом? Потом она как-то даже понемножку преобразилась вся.

      Посвежела, похорошела. Начала следить за собой, делать причёски, одеваться стала недурно, со вкусом. Светская леди – ни дать ни взять, – «околоТэтчер» слегка морщит верхнюю губу, приподнимая совершенные ноздри: неодобреньице изложенным метаморфозом?.. проскок мелкобабской завистюхи?

      – К чему-то готовилась, да? – вкрадчиво подсказываю я.

      – А ты почём знаешь? Готовилась. Я как-то на днях, при встрече, в шутку ей: «Ох, Света Васильевна, не понапрасну, видать, расцветаешь. Есть, стало быть, где-то садовник, признавайся, как на духу. Она улыбнулась. Хорошо, светло