Не к ночи будь помянута. Надежда Валентиновна Гусева

плеча, какое-то жуткое пальто и сапоги на голых ногах. Однако, на бомжонка, беженку или цыганку не походила. Она очень внимательно рассматривала меня.

      – Допустим. Вам кого?

      – Максима.

      – Кого?!

      – Лугового Максима Павловича можно? – хрипло спросил ребёнок. Курит, конечно, как паровоз.

      – А его нет.

      Она не сводила с меня глаз.

      – А скоро он будет?

      – Его не будет. Он умер.

      Она приоткрыла  рот и ещё больше вытаращила свои глазёнки. Я молчал и ждал дальнейшего разворота событий. Ибо не каждый день бродяжки спрашивают о моём покойном отце.

      – Когда?

      – Шесть лет назад.

      – Как?

      – Сбила машина у светофора. А что?

      Она хлопнула ресницами. Помолчала.

      – А Марина?

      Если моя мама услышит, что такое непонятное создание называет её просто по имени, это будет последнее, что оно скажет, не заикаясь.

      – Марина Анатольевна. Её тоже нет.

      – Она тоже?

      – Типун вам, леди, на язык. В отъезде.

      Постояла, переваривая.

      – Ты её сын.

      Теперь стоял и молчал я. Надо было скорее сворачивать эту комедию. Возможно, на первом этаже дожидаются два амбала с ножами, хлороформом и скотчем. Пока этот чудик усыпляет мою бдительность, бочком пробираются всё выше. Неспроста же она так пристально глядит, может, пытается ввести в транс. Хотя, чего у нас брать? Разве тумбочку или книги.

      – Сохранилась тумбочка, – Вдруг сказала девочка.

      – А?

      – Тумбочка, говорю, хорошая, старинная.

      Ни фига себе! Это как же так?

      – Дуб, – брякнул я тупо.

      – Тысяча девятьсот четвёртый год. Фабрика Мельниковых.

      Да что такое-то? Нет, пора это заворачивать!

      – Ну, ты, любитель мебели, тебе чего надо-то?

      Она дёрнулась, как будто я собрался её ударить.

      – Наверно, ничего…

      – Ты вообще чего хотела?

       Она молчала и больше не смотрела на меня, а куда-то вбок и вниз.

      И вдруг стала мягко оседать. Я не успел подхватить её, и вообще растерялся. Голова глухо стукнулась о косяк, руки нелепо вывернулись, и она растянулась у моих ног. Пальто распахнулось, под ним оказалось заношенное до дыр платье с большими фиолетовыми цветами.

      Матюгнувшись, я сгрёб её в охапку и потащил внутрь. Кто-то, кашляя, поднимался по лестнице. Сапог зацепился за порог и сполз с босой ноги. Я злобно пнул его под злополучную тумбочку. Оставив тело на ковре, бросился запирать дверь. Если амбалы здесь, то они не дремлют! Краем глаза успел заметить, как подходит, отдуваясь, соседка с сумками. Тебя тут ещё!

      – Здравствуйте. Я давно спросить хотела… Ваша мама…

      – Драсте. Умираю, хочу в туалет.

      Два щелчка плюс цепочка.

      Ребёнок лежал на полу. Чёрт! А если она убилась об дверь? У меня дома мёртвая девочка. У меня дома мёртвая девочка!!! Я плюхнулся на ковёр и прижал ухо к её груди. Сердце слабо билось. Ну, спасибо. Взял в ладони её