Осень на краю света. Дмитрий Заваров

что так? – ехидно сощурился Сапегин.

      – Да вот так вот…

      Федоров отошел к окну. Стекло четко, во всех подробностях отражало обстановку кабинета, а улицу, наоборот, размывало, корежило в потеках дождя. Смутные образы: деревья, фонари, низкие тучи, похожие на грязное стеганое одеяло – как на картинах импрессионистов. Поздно уже, совсем ночь. Стоянка перед сельсоветом вся в лужах, и одинокая «девятка» следователя Прокуратуры Сапегина у бордюра. Упрямая осень в этом году, ранняя, тягучая, как затяжная болезнь. Раскисла от непогоды земля, даже в редкие солнечные дни не просыхает. И к утру опять поднимется липкий туман. За спиной Федорова торопились-тикали старые часы в массивном деревянном корпусе. Их отражение суетливо поблескивало качающимся маятником. Нашел на свалке, починил, повесил в кабинете: раз в полчаса тоскливо бьют, отсчитывая время жизни. Не переубедить Сапегина, будет мурыжить Томина до упора, пока не надоест. А Иваныч… характер у него сложный, мягко выражаясь – чего-нибудь учудит в отместку. А деревня без Иваныча будет совсем уже не та…

      – Томин этот вообще-то, как я понял, тип еще тот, – будто подслушал мысли коллеги Сапегин.

      – Откуда такая информация? – развернулся от окна Федоров.

      – Навел справки.

      – Федькин тебе наябедничал, – брезгливо протянул участковый. – Справки он навел!

      – Ну так и что? Он председатель, он знает. Жаловался, что Томин уже второй год угрожает его взорвать. Между прочим, противотанковой миной. Был такой сигнал?

      – Откуда у старого алкоголика противотанковая мина, товарищ капитан?

      – Так он танкистом в войну служил.

      – Служили мы с тобой. Он воевал.

      – Вы не родственники? Чего ты так за него вступаешься?

      – Володя, ему девятый десяток. Дай старику помереть спокойно.

      – Я сюда приехал не над стариками измываться, а преступление расследовать, – резонно возразил Сапегин. – С меня тоже спрашивают. И пожестче, чем я с него.

      Федоров снова отвернулся к окну. По пешеходной дорожке, отгороженной от шоссе рядом ободранных тополей, медленно перемещалась шаткая фигура. Дорога вела со стороны круглосуточного магазина. Никого из знакомых в пьяном Федоров не опознал. Фигура, опасно накренившись, зависла над лужей, кое-как выправилась, но спустя пару метров споткнулась и рыбкой нырнула в канаву. Надо будет по дороге домой пнуть, попробовать разбудить. Зимой бы замерз насмерть… Капитану Федорову пришлось прошлой весной одного такого оформлять. Труп нашли на лесной опушке, в стаявшем сугробе. Участковый поморщился от воспоминания: когда он приехал, на лице «подснежника» задорно чирикали и резвились снегири – птицы ковырялись в бледных заледеневших глазах.

      – Нельзя жить в деревне и не пить! – заявил Федоров, усевшись напротив капитана.

      – Это ты к чему? – слегка удивился Сапегин.

      – Так, мысли вслух. Давай попробуем все заново обмозговать.

      – Обмозговать – оно всегда полезно, – согласился Сапегин и с хрустом размял шею.

      На столе были раскиданы бумаги,