к берегу, на пристани столпился любопытствующий и недоумевающий народ: пара рыбаков в грубой рабочей одежде, пара прохлаждающихся солдат, пара лавочников да крестьян, пришедших в город продавать овец. И они скорее с робостью, нежели с восторгом наблюдали за тем, как из лодок выходят богато и празднично разодетые знатные дамы и господа. Две отчужденности смотрели друг другу в глаза. Суровой была та встреча, строгой и жесткой, в точности как и душа этой северной страны. В первые же часы после прибытия Мария Стюарт с болью осознала, что ее страна бедна и что за эти пять дней путешествия по морю она на самом деле вернулась назад на целое столетие из великой, богатой, пышной, расточительной и самовлюбленной культуры – в тесный, темный и трагический мир. Ибо, будучи дюжины раз разграбленным и сожженным дотла англичанами да повстанцами, этот город не сохранил в себе ни единого дворца, ни единого особняка, где ее могли бы достойно принять: королеве страны пришлось ночевать у самого обыкновенного купца: просто ради того, чтобы иметь хоть какую-то крышу над головой. Первым впечатлениям дарована великая власть над душой, они впечатываются глубоко и играют судьбоносную роль. Возможно, эта молодая женщина и сама не знала, что потрясло ее с такой силой, когда она, словно чужестранка, вернулась в свое королевство после тринадцатилетнего отсутствия. Что это – тоска по дому, подспудная жажда тепла и сладости жизни, которые она так научилась ценить на французской земле, тень ли чужих серых небес, предчувствие грядущих опасностей? Как бы там ни было, оставшись наедине с собой, Мария Стюарт (и об этом поведал нам Брантом) тут же разразилась слезами. Совсем не так, как Вильгельм Завоеватель, не с ощущением своего полного права ступила ее нога на землю британского острова, нет, – первым чувством, испытанным ею, было смущение, предчувствие и страх перед событиями будущего.
На следующий день примчался регент, которого успели известить, ее единокровный брат Джеймс Стюарт, известный под именем граф Меррейский, и кое-кто еще из знати, чтобы процессия, направлявшаяся к расположенному неподалеку Эдинбургу, имела хоть сколько-нибудь достойное сопровождение. Однако кавалькада была непраздничной. Под шитым белыми нитками предлогом, будто бы они разыскивают пиратов, англичане задержали один из кораблей, на котором как раз перевозили придворных лошадей, а в крохотном городке Лит удалось найти более-менее приличную и достойно запряженную лошадь только для королевы; ее фрейлины и сопровождавшая королеву знать не без раздражения вынуждены были довольствоваться грубыми крестьянскими клячами, которых поспешно согнали из окрестных сараев и конюшен. При виде их на глаза у Марии Стюарт набежали слезы, она вновь почувствовала, насколько многого лишила ее смерть супруга и насколько меньше значит просто королева Шотландии, чем королева Франции, которой она когда-то была. Гордость не позволяла ей явиться на встречу с придворными в составе такой бедной и недостойной процессии. Поэтому вместо того, чтобы устроить «joyeuse entreé»
