на английский трон словно бы есть, а словно бы и нет. Его по желанию то прячут, то снова достают. Так, Генрих II ответил Елизавете, когда та потребовала возвращения Кале согласно договору: «В данном случае Кале должен быть передан супруге дофина, королеве Шотландии, которую все мы считаем королевой Англии». Но, с другой стороны, Генрих II и пальцем не пошевелил, чтобы защитить данные притязания своей невестки, он продолжает и дальше вести переговоры с этой мнимой узурпаторшей как с равноправной монархиней. Этот глупый, пустой жест, этот по-детски тщеславно разрисованный герб ничего не дал Марии Стюарт, лишь все испортил. В жизни каждого человека есть ошибки, которые нельзя исправить. Так и здесь эта одна совершенная в детском возрасте скорее из упрямства и тщеславия, нежели по зрелом размышлении, политическая неловкость разрушила всю жизнь Марии Стюарт, ибо из-за одной этой обиды самая могущественная женщина Европы стала ее непримиримым врагом. Истинная правительница может стерпеть все, что угодно, кроме одного: когда кто-то другой оспаривает ее право на власть. Поэтому нет ничего естественнее – и это нельзя ставить Елизавете в вину, – если с этого часа она начинает считать Марию Стюарт самой опасной соперницей, тенью за своим троном. Что бы ни было сказано между ними двумя с этого часа, что бы ни было написано – все будет фальшью и обманчивой словесной пачкотней, призванной скрыть внутреннюю вражду, а под ней навечно останется трещина. В политике и жизни половинчатые решения и нечестность всегда причиняют больше вреда, чем энергичные и резкие решения. Одна лишь символически нарисованная корона на гербе Марии Стюарт пролила больше крови, чем настоящая война за настоящую корону. Ибо открытая борьба раз и навсегда определила бы положение вещей, эта же, подлая, вспыхивала снова и снова, отравляя обеим женщинам правление и жизнь.
Этот злополучный герб с изображением символа английской власти дофин и его супруга прилюдно продемонстрировали в июле 1559 года, во время турнира, устроенного в честь заключения Като-Камбрезийского мира. Генрих II, король-рыцарь, не упустил возможности лично преломить копье «pour l’amour des dames»[11], и все знают, какую даму он имеет в виду: Диану Пуатье, гордо и величественно поглядывающую из своей ложи на своего любовника-короля. Но игра вдруг становится ужасно серьезной. В этом поединке решилась судьба всемирной истории, когда капитан шотландской лейб-гвардии Монтгомери после того, как его копье уже треснуло, так неловко и сильно обрушился с обломком на своего противника, короля, что отлетевшая от него щепка пролетела сквозь забрало и король, лишившись чувств, рухнул на землю. Поначалу рану считали несерьезной, однако король так и не пришел в сознание, и семья с ужасом стояла вокруг постели больного, метавшегося в горячке. Несколько дней сильный организм храброго Валуа еще боролся со смертью, и наконец 10 июля сердце его остановилось.
Но даже в глубочайшей пучине боли французский двор еще чтит обычаи превыше всего. Когда королевская семья
