Потрясающие приключения Кавалера & Клея. Майкл Шейбон

или вопящих дам. Только два главных героя, Эскапист и Гитлер, на неоклассическом помосте, убранном нацистскими флагами, на фоне синего неба. В считаные минуты Джо набросал позу Эскаписта: ноги расставлены, громадный правый кулак летит по дуге, что завершится бессмертной зуботычиной, – и часами потом писал блики и тени, с которыми изображение стало таким подлинным. Темно-синяя ткань сминалась осязаемыми складками и морщинками, волосы Эскаписта – они решили рисовать платок как маску, оставляя волосы открытыми, – поблескивали золотом и лохматились под ветром. Мускулы его были скромны и не подчеркивались, выглядели правдоподобно, а жилы предплечья вздувались от силы удара. Что до Гитлера, тот летел на зрителя задом, кроссом справа выбитый вон с обложки, – голова запрокинута, челка растрепалась, руки машут, за челюстью тянется долгий красный кильватер зубов. Кровавость этой картины была поразительна, прекрасна, странна. В зрителе она будила таинственные чувства – ненависть вознаграждена, мучительный страх претворен в сокрушительное возмездие, – и мало кто из художников, работавших в Америке осенью 1939 года, лучше Йозефа Кавалера умел передавать эти чувства так просто и сильно.

      Джо кивнул и ответно стиснул руку Сэмми.

      – Ты прав, – сказал Джо. – Может быть, мы сделали хорошее.

      Джо прислонился к стене и сполз по ней на пол. Сэмми сел рядом и протянул кузену последнюю соленую галету. Джо взял, но есть не стал – отламывал крохотные кусочки и бросал в Геенну. Нос его в профиль был точно парус под ветром; волосы изможденными завитками свесились на лоб. Он словно унесся вдаль, на миллион миль, и Сэмми вообразил, как Джо горестно вспоминает некий уголок своей родины, давнее диво – рекламный джингл помады для волос, танцующую курицу в вульгарной кунсткамере, отцовские бакенбарды, кружевной подол маминой комбинации. Постижение всего, что оставил позади кузен, стремительно расцвело в сердце Сэмми, точно бумажный цветок в капсуле «Мгновенного чудесного сада» из «Империи игрушек», и закровоточило краской.

      Затем Джо сказал отчасти самому себе:

      – Да, я бы хотел увидеть снова эту Розу Сакс.

      Сэмми рассмеялся. Джо на него посмотрел – он так устал, что не мог задать вопрос, а Сэмми так устал, что не мог объяснить. Несколько минут протекли в молчании. Сэмми уронил подбородок на грудь. Поболтавшись так, голова опять вздернулась, а глаза распахнулись.

      – Ты раньше не видел женщин голыми?

      – Видел, – сказал Джо. – Я рисовал моделей в художественной школе.

      – А, ну да.

      – А ты видел?

      Естественно, вопрос касался не просто наблюдения за женщиной без одежды. Сэмми давным-давно подготовил подробнейший отчет о том, как потерял девственность, – трогательную повесть о встрече под променадом с Робертой Блум в ее последний вечер в Нью-Йорке, накануне отъезда в колледж, но сейчас понял, что излагать не в силах. Поэтому сказал только:

      – Нет.

      Когда