Потрясающие приключения Кавалера & Клея. Майкл Шейбон

хотя за последнюю неделю не спал больше четырех часов подряд, ни капельки не устал. Он оглядел улицу. Его внезапно пронзило ощущение взаимосвязанности с нею, понимание, куда она ведет. Карта острова – будто нарисованный Бронксоголовый человек, приветственно поднявший руку, – со всей живостью всплыла в голове, ободранная, как анатомическая модель, обнажившая кровеносную систему улиц и авеню, маршрутов поездов, трамваев и автобусов.

      Когда Марти Голд доконтурует страницы, только что дорисованные Джо, их пристегнет к багажнику мотоцикла пацан из «Флага ирокезов» и повезет по Бродвею на Лафайетт-стрит, мимо Медисон-Сквер, и Юнион-Сквер, и универмага «Уанамейкерз». Там одна из четырех добродушных немолодых женщин – двух из них зовут Флоренс – с удивительной кровожадностью и апломбом угадает нужный оттенок расплющенных носов, горящих «дорнье», дизельных доспехов Стальной Перчатки и все прочее, что нарисовал Джо и отконтуровал Марти. Большие «гейдельберговские» камеры с ротационными трехцветными линзами сфотографируют раскрашенные страницы, и за негативы – циановый, пурпурный, желтый, – щурясь, возьмется старый гравер-итальянец мистер Петто, с его пошлым зеленым целлулоидным козырьком. Получившиеся полутоновые изображения снова по ветвящимся городским артериям доставят на север, в громадное заводское здание на углу Западной Сорок седьмой и Одиннадцатой, где люди в квадратных шапках из сложенных газет встанут за громадные паровые станки, опубликуют весть о страстной ненависти Джо к германскому рейху, дабы ее вновь доставили на улицы Нью-Йорка – на сей раз в виде сложенных и сколотых комиксов, тысячи маленьких пачек, перемотанных бечевкой, которые на фургонах «Сиборд ньюс» развезут по газетным киоскам и кондитерским лавкам, до самых дальних границ нью-йоркских боро и за границы, где они повиснут, точно стираное белье или приходские объявления о свадьбах, на проволочных газетных стойках.

      Примечания

      1

      Спустя тринадцать лет после смерти Гарри Гудини память о нем была все еще свежа в американском сознании – память о его мифе, о его таинственных талантах, физических способностях, подвигах, о его неутомимой охоте на мошенников и притворщиков; память эта – позабытый источник идеи супергероя, что, в общем-то, аргумент в ее пользу.