Фельдмаршал в бубенцах. Книга вторая. Нина Ягольницер

отец на свиданку не пускает. Маргаритки в горшочке стоят, завяли совсем. Я ей эдак невзначай, мол, а чего цветы сухие стоят? А она как зыркнет! И аж кошкой шипит – тебя, умника, спросить позабыла! Забирай, чего купил, да проваливай! Ох и ведьма! – в голосе оборванца звучало почти восхищение.

      Енот хмыкнул, бросил мальчишке медяк, и тот мгновенно растворился в ближайшем переулке. А вскоре появился и Мак-Рорк. Держа в руках цветы, он пытался шагать по площади с прежним куражным видом, но не умел скрыть беспокойство, все чаще поглядывал на башенные часы и озирался.

      Енот уселся поудобней и приготовился смотреть в оба…

      …Годелоту казалось, что плиты жгутся прямо сквозь подметки сапог. Народ прибывал, площадь набухала шумом, в толчее все труднее было высматривать друга и уж совсем невозможно было понять, не вертится ли вблизи очередной любопытный прохвост. В этот миг в спину угодило что-то жесткое:

      – Чего застыл, служивый? Нашел, где навытяжку торчать! – резанул визгливый голос, и Годелот обернулся, натыкаясь на дородную особу с корзиной:

      – Простите, донна, – сухо и раздраженно отрезал он, отступая назад, и едва не сбил с ног сгорбленного монаха-францисканца в неказистом пыльно-коричневом клобуке:

      – Прошу прощения, брат, – поспешил добавить он и во избежание новых конфузов отошел к самой стене церкви. Там тоже не было ни секунды покоя, но Годелот знал – толчея была их союзником. Однако скоро ударит колокол, толпа рассеется, и каждый шаг на площади будет открыт любому взгляду. А сегодня он не может долго ждать. В шесть его караул, значит, в четыре он должен явиться в особняк, а дороги туда не меньше часа.

      Но время шло, а площадь была все так же пуста, только неизменные торговцы и нищие ютились вдоль стен, прячась в скудной полуденной тени. Годелот вглядывался в каждого по очереди, пытаясь понять, не прячется ли среди них новый посыльный от друга, но никто не обращал ни малейшего внимания на одинокого военного.

      Месса закончилась, и снова шотландца кто-то толкал, кто-то извинялся, кто-то бранил, а дважды пытались и обокрасть.

      Три гулких удара колокола прозвучали для Годелота, как погребальный звон. Он не мог дольше оставаться у церкви. Несомненно, что-то случилось… Ведь в недавней записке Пеппо сам назначил встречу. И он опять ничего не может ни узнать, ни предпринять.

      Рассеянно вручив цветы какой-то опрятной старушке, умиленно заквохтавшей от неожиданного подарка, Годелот медленно двинулся прочь. Он оглядывался, пока не свернул в узкий переулок. И только потеряв площадь из виду прибавил шаг и направился к Сан-Марко. Погруженный в раздумья, он едва не вздрогнул, вдруг услышав надтреснутый оклик:

      – Эй, служивый!

      Вскинув глаза, шотландец увидел, что прямо на его пути стоит худой испитый бродяга в драной весте и коротком плаще. Голову покрывал капюшон, из тени которого виднелись слезящиеся глаза и клочковатая бороденка. Забулдыга