Васёк Трубачёв и его товарищи. Все повести. Валентина Осеева

остался на второй год… Подожди, Мазин, я всё знаю, что ты хочешь сказать.

      – Мазин, не мешай! – крикнула Зорина.

      – Я хочу сказать! – Мазин выставил вперёд одну ногу, но, увидев Митин взгляд, убрал ногу и махнул рукой. – Я, Сергей Николаевич, ещё докажу, какой я товарищ! – крикнул он, отходя от стола.

      – Это очень хорошо, – спокойно сказал Сергей Николаевич, – но то, как ты сейчас доказал нам, это плохо, это называется ложным товариществом. И, к сожалению, вся эта история построена на ложном товариществе. Русаков зачёркивает фамилию Трубачёва – глупо и не нужно, он тем самым ставит Трубачёва в тяжёлое положение подозреваемого. А почему Русаков это делает? Я уверен, что из любви к товарищу… Так вот что я хочу сказать вам, ребята! Учтите это на будущее. Есть прямое, честное пионерское товарищество – и есть мелкое, трусливое, ложное выручательство. Это вещи разные, их никак нельзя путать. К товарищу надо относиться бережно и серьёзно… Ну вот, я всё сказал, что хотел. Подумайте над этим хорошенько. Думаю, что даже Мазин со мной согласен сейчас… А, Мазин? – улыбаясь, спросил Сергей Николаевич.

      Никто не засмеялся. Лица у ребят были серьёзные. Расходились молча. Каждый торопился домой, чтобы обдумать про себя что-то очень важное и необходимое.

      В коридоре Васёк столкнулся лицом к лицу с Сашей Булгаковым. Одинцов схватил обоих за руки.

      – Помиритесь, ребята! Васёк! Саша! – умоляюще шептал он, стараясь соединить руки товарищей.

      – Я с ним не ссорился, – сказал Васёк.

      – Ты не ссорился? – вспыхнул Саша, вырвал свою руку и побежал вниз по лестнице.

* * *

      Митя шёл с учителем. Перед ними маячила одинокая тёмная фигурка, то возникающая при свете фонаря, то исчезающая в темноте улицы.

      – Трубачёв… – усмехнулся Митя. – Домой бежит… Тяжко ему пришлось сегодня, бедняге.

      Сергей Николаевич вздохнул полной грудью свежий вечерний воздух:

      – Трудно растёт человек…

      Митя ждал, что учитель скажет ещё что-нибудь, но тот молчал. Сбоку его твёрдый, резко очерченный подбородок и рот с сухими, крепко сжатыми губами казались чужими и холодными.

      «Недоволен мной, ребятами? – взглядывая на учителя, пытался угадать Митя. – „Трудно растёт человек“… Конечно, трудно… Так чего же он хочет от ребят?»

      От обиды нижняя губа у Мити чуть-чуть припухла. Молчание становилось тягостным.

      – Вы не думайте, они всё-таки неплохие ребята…

      Сергей Николаевич повернулся к нему и с живостью сказал:

      – Хорошие ребята! Особенно этот… Трубачёв и его товарищи.

* * *

      Васёк шёл один. После сбора в тёмной раздевалке его поймал Грозный и, легонько потянув за рукав, шёпотом спросил:

      – Проштрафился, Мухомор?

      – Проштрафился, Иван Васильевич!

      – Да, прочесали тебя, брат, вдоль и поперёк… Раньше, бывало, ремнём учили, попроще вроде, а теперь – ишь ты! Ну, авось обойдётся… Ступай домой. Макушку в подушку, а утром на душе легче.

      Васёк попрощался со стариком