Васёк Трубачёв и его товарищи. Все повести. Валентина Осеева

не всё. – Мазин заспешил: – Одинцов тоже… не разберётся, а пишет. а потом кто-то фамилию зачеркнул, и опять всё на Трубачёва… – Мазин кашлянул в кулак, говорить ему было больше нечего. – Проклятый мел! – пробормотал он, не выдержав пристального взгляда учителя.

      – Мазин, сядь! Мы с тобой ещё поговорим. Просто стыдно перед Сергеем Николаевичем, какие возмутительные вещи тут открываются!

      – Прошу слова! – крикнул кто-то из ребят.

      Митя поднял руку.

      – Я ещё не кончил. Когда кончу, кто хочет – возьмёт слово… Так вот, Трубачёв, я хочу, чтобы ты ответил мне сам: почему ты ушёл с урока? Если даже тебя заподозрили в том, что ты зачеркнул свою фамилию, а ты, скажем, этого не делал, так неужели ты не мог найти способ выяснить это? Почему ты не пришёл ко мне, к Сергею Николаевичу?

      Трубачёв молчал.

      – Я не думаю, Трубачёв, что ты трус, но я боюсь, что ты и в этом виноват. Я думаю, что если ты не сам зачеркнул свою фамилию, то ты хорошо знаешь, кто это сделал.

      – Я не знаю, – твёрдо сказал Трубачёв, сжимая зубы. «Пусть Мазин сам сознаётся, если хочет», – подумал он.

      – Трубачёв, ты знаешь, – тихо и настойчиво сказал Митя.

      Трубачёв опустил голову.

      Ребята заволновались:

      – Трубачёв, сознавайся!

      – Трубачёв, говори!

      Малютин протиснулся через толпу и вытянул вперёд худенькую руку.

      – Я прошу слова, Митя! Митя, слова! – прорываясь к столу, кричал он.

      – Дайте ему слово, – шепнул Мите учитель.

      – Сергей Николаевич, это не он! Митя правильно сказал. Я Трубачёва знаю – про себя он бы сразу сказал. Это кто-то другой… Ребята! – Сева повернулся к молчаливым, взволнованным ребятам. – Если сейчас здесь сидит человек, который сделал это, и если он молчит, то этот человек… последний…

      Петя Русаков вдруг вынырнул из кучки ребят и бросился к Малютину:

      – Ты… не твоё дело… Я не последний человек… Я сам скажу… – Петя поискал глазами Мазина. – Мазин! Мазин! Это я зачеркнул фамилию! Я хотел сделать лучше, я не думал, что скажут на Трубачёва!..

      Петя весь дрожал, поворачиваясь во все стороны. Мазин, расталкивая ребят, подошёл к нему и обнял его за плечи.

      – Не реви, – сказал он, отводя его в сторонку и смахивая с его щёк слёзы. – Ну, не реви…

      Васёк стоял ошеломлённый и смотрел им вслед. Тишина внезапно прорвалась шумом голосов. Ребята поднимали руки, требовали слова. Митя быстро взглянул на учителя и сел:

      – Степанова, говори!

      – Ребята, я хочу сказать… – голос у Вали сорвался, она глубоко вздохнула, – что мы мало знаем друг друга…

      – Что? Почему? Как? – зашумели ребята.

      Валя поправила на лбу волосы, перекинула через плечо косу.

      – Потому что вот Мазин и Русаков сейчас как-то так хорошо поступили, что у меня просто… ну… Я их обоих как будто знала и раньше, в классе, а по-настоящему узнала только сейчас… Но я… мне… – Она остановилась, подыскивая слова.

      – Говори! Говори! – одобрительно зашумели опять ребята.

      – И