Васёк Трубачёв и его товарищи. Все повести. Валентина Осеева

на Васька. – Не приготовили тётке подарочка.

      – Что ты, что ты, какой подарочек! Ты меня и так не обижал, Паша.

      Чай пили втроём. Васёк слушал, как без конца рассказывает тётка о каких-то соседях, как переспрашивает её отец, живо интересуясь всеми новостями.

      – А этого-то… как его, с которым мы на огороде-то попались? – подмигивал отец.

      – А, – оживлённо подхватывала тётка, – Бирюковы, что ли? Живут, живут! Коля-то на инженера вышел, Маруська за лётчиком в Москве. А этот, конопатенький-то, на доктора учится.

      – Скажи пожалуйста! – удивился отец и скромно сказал: – А я вот мастер… стахановец!

      – Слышала я, как же! – с гордостью сказала тётка. – А ведь сиротами мы росли. Вот уж истинно спасибо Советской власти! Всегда скажу, хотя сама как-то на отшибе живу. Связалась со своим домишком, с курами да с козами, и никакой пользы от меня нету… а и бросить не бросишь и уйти не уйдёшь…

      – А как же теперь-то? На кого хозяйство оставила?

      – Да кой-что попродала. А кой-что у соседей оставила. Соседи – люди хорошие, поберегут, – прихлёбывая с блюдечка чай, говорила тётка.

      – М-да… Это тоже не жизнь. На старости к своим прибиваться надо. Ты уж так обдумай: может, приживёшься и с нами останешься?

      – Как ты, Паша… а я вся тут… Роднёй вас у меня никого нет.

      Васёк вылез из-за стола и пошёл к Тане.

      – У нас новость, – сказал он, – тётя Дуня приехала!

      – Я уж слышу. Вот и хорошо, а то Павлу Васильевичу не управиться одному.

      – А ты что же не идёшь к нам? Пойдём?

      – Ну, что ты! Небось они о своих делах говорят. Зачем мешать!

      – Таня, – крикнул Павел Васильевич, – иди познакомься, соседи ведь!

      Таня, оправляя на ходу толстую косу, смущаясь, вошла в комнату.

      – Не бойся, не бойся, – подталкивал её Васёк.

      Тётка быстро оглядела девушку с головы до ног. На лице её появилось натянутое, неприятное выражение.

      – Евдокия Васильевна, – сказала она, протягивая Тане руку. – Садитесь, гостьей будете.

      – Да она не гостья, она наша, – громко сказал Васёк. – Она живёт здесь!

      – Знаю, знаю, – сухо сказала тётка. – Уж я всё рассмотрела… Подай стульчик, Васёк!

      В последний день каникул Васёк вместе с отцом и тёткой пошли в цирк. Перед этим тётка устроила большие и торжественные сборы. Она с утра грела утюги, чистила и гладила через мокрую тряпку костюмчик Васька, заглаживала складки на брюках Павла Васильевича.

      Таня боялась высунуть нос из своей комнатки. Тётка в первые же дни завладела всем домом. Она во всём навела свои порядки, распределила в кухне все кастрюльки на «ваше» и «наше». «Ваше» – это было Танино. Таня, видимо, побаивалась Евдокии Васильевны и даже на собственные вещи не решалась заявить свои права.

      – Да берите, берите, – смущённо говорила она. – У нас до сих пор всё вместе было.

      – Вот это-то и нехорошо, что вместе. Нам чужого не нужно, у нас своего хватит, – обрывала её тётка.

      На Павла Васильевича тётка смотрела с обожанием. Без отца Васёк не