Разбойник Чуркин. Том 3. Возвращение. Н. И. Пастухов

посетителями; гул стоял от разговоров и от звона посуды. И кого только здесь не было! Купцы средней руки, мелочные торгаши, коробейники, разносчики, ямщики-хозяйчики, многие привели с собою женщин. Вся эта публика была одета прилично, у многих виднелись на жилетках цепочки от часов и всё больше серебряные; один только Осип сидел в своём полушубке и исподлобья поглядывал по сторонам.

      – Что это так долго Пётр Михайлыч не едет? – сказал своему собрату один из гуляк, пивших «горское», – пошёл он за Прасковьей Максимовной, и сам провалился.

      – Его хорошо за смертью посылать, – долго не придёт, – ответил другой.

      – Ну, пейте же, чего там шушукаетесь! – сказала им женщина, держа в руке бокал; – Давайте, чокнемся, веселей будет, – прибавила она.

      Купцы подняли бокалы, чокнулись и выпили.

      В эту минуту в дверях залы показалась среднего роста, молодая, лет двадцати трёх женщина, с чёрными, как смоль, глазами, чёрные волосы спускались из-под шёлкового платочка, небрежно накинутого на голову:, белые, как мрамор щеки, пылали румянцем; зелёное шёлковое платье охватывало стройный стан красавицы, прикрытый голубой душегрейкой, отороченной собольим мехом. Она вошла в сопровождении средних лет мужчины, одетого в длиннополый сюртук, в дутых смазных сапогах. Парочка эта оглядела все столы и, заметив своих приятелей, подошла к столику, загромождённому бутылками «горского».

      – Вот где вы уселись! – сказала им красавица.

      – А, Прасковья Максимовна! Что так долго? Заждались мы вас, – произнёс высокий, красивый купец, приподнимаясь со стула.

      – Нельзя было, а почему, Пётр Михайлыч тебе скажет, – усаживаясь на стул, промолвила она.

      Вошедший с красавицей мужчина нагнулся к вопрошавшему и пошептал ему что-то на ухо.

      – А! теперь понимаю, ну, садись да выпей. Эй, малец, давай сюда ещё полдюжины!

      Красавица поместилась как раз напротив Чуркина, который не спускал с неё глаз; она очаровала его своей развязностью, весёлым характером и чёрными, глубокими как осенняя ночь глазами, уколовшими его прямо в сердце. Осип, заметив, куда глядит его хозяин, нагнулся к нему и шепнул.

      – Василий Васильевич, вот бы её тебе в атаманши, баба подходящая.

      – Да, ничего бы, – ответил тот, не спуская глаз с Прасковьи Максимовны.

      – А ты, любезный, на чужой-то каравай рта не разевай, – сказал какой-то тучный мужчина в поддёвке, вставая из-за соседнего столика, поглядывая на Чуркина, и пошёл из залы.

      Разбойник не слыхал его слов, но они ясно отдались в ушах Осипа, который в ответ ему сжал кулаки, хотел что-то поговорить с ним, но слова замерли на его губах.

      – Любезный, тебе здесь не место в полушубке-то сидеть: гости обижаются, – обратился к каторжнику приказчик трактира. – Шёл бы вон в другую комнату, – прибавил он.

      – Какие гости? – вопросил разбойник.

      – Сейчас купец один жаловался, вот тут рядом с вами сидел, «воняет», говорит.

      – Не от него ли это отдаёт, ты бы понюхал, – злобно заметил разбойник приказчику.

      – Мы