Журавли летят на юг. Игорь Райбан

рук дело?!

      Только люди думать об этом не хотят, занятые личными делами.

      А это уже дело рук дьявола, он поглощает всех в свою грешную рутину

      Потому все свойским делом и заняты: и боги, и дьяволы, и паства со своими пастырями.

      Бог ты или не Бог – Сатр?! Забери меня отсюда.

      Теперь это уже все равно.

      Ничего ведь не изменишь? – да, путник и странник?

      Странник… страна… странно. Очень странно.

      Страннику в странной стране странно.

      Там, внутри, в пыли и тишине «беспредельной» бродил – я?

      Да, наверное.

      И в подземном бункере Зоны – тоже я?

      И здесь сижу на троне – я? Только какой из нас троих – настоящий?

      Я—здесь полагаю, что я; а что полагают я—там, и я—очень—далеко?

      Но ведь реальности разные для каждого из моего «я», и поскольку мертвых не существует…

      Зри в корень: в корень проблемы, в корень прожитой жизни, в корень истории событий – тогда может станет чуть понятней.

      И всё вновь стояли тяжким строем пласт незавершённых задач, для моего бренного тела, за каким-то хреном закинутым в мир ренессанса.

      Впрочем, отчаиваться, равно как и впадать в уныние, не стоило.

      Я еще поброжу по Испании, и поищу все ответы на них. Я должен найти. Должен! Иначе просто и быть не может!

      «Найти – что?» – сам себя спрашиваю, или кого-то?

      Ответ невидимо свернул за поворот аллеи лечебницы и удрал, громко клацая кошачьими когтями по булыжной плитке, лишь оставив пару черно—белых шерстинок на колючих ветках дендрария.

      Пора было Идти. Дальше.

      Наведывался туда, в ту самую гробницу, ради интереса, представляя как, смиренно тут покоюсь, а где-то в «беспредельной» неприкаянно ходит моя сущность, вечным рабом низших сущностей демонов.

      Да уж, неприятное чувство.

      А если б я очнулся уже замурованным в стене?!

      Суровая строгость мавзолея подавляла и вызывала невольное благоговение. Казалось, сам Огнь Небесный стеснялся светить здесь в полную силу, дабы не нарушать торжественную гармонию вечного покоя.

      Багровый купол венчал полированные стены серого, в тонких золотистых прожилках, мрамора, и стражами застыли вокруг недвижимые свечи кипарисов, чья темная зелень и неправдоподобно четкие, резко очерченные тени внушали людям суеверный трепет.

      Пусть усопший почивает в мире – аминь.

      Кое уже почили в мире господнем.

      Аминь, и ещё трёхкратное аминь.

      Как прощальный залп из оружия, над президентской могилой солдата

      Удачного убитого и похороненного.

      Вот только ноги отказывались подчиняться, идти назад в лазарет.

      Все время сворачивали обратно, к мавзолею.

      Человеку временами казалось: его место – там, в саркофаге, в подземелье, скрытом под мраморными стенами; он уже давно там, спит без сновидений, а по земле бродит лишь его неприкаянный призрак, навеки опутанный миражами чужой памяти…

      Человек напомнил себе, что он жив.

      И невесело