Собрание сочинений. Том 2. 1960–1962. Аркадий и Борис Стругацкие

Космогации. Что с ним еще может случиться?

      – Да уж, – сказал Кондратьев, улыбнувшись. – Дальше, пожалуй, некуда.

      – Некуда, – согласился Горбовский и тоже улыбнулся. Улыбка у него, как и у многих некрасивых людей, была милая и какая-то детская.

      – Так чего же мы стоим?! – бодро вскричал Кондратьев. – Давайте сядем!

      – Вы… вот что, Сергей Иванович, – сказал вдруг Горбовский. – Можно, я лягу?

      Кондратьев поперхнулся.

      – П…пожалуйста, – пробормотал он. – Вам нехорошо?

      Горбовский уже лежал на кушетке.

      – Ах, Сергей Иванович! – сказал он. – И вы такой же, как все. Ну почему же обязательно нехорошо, если человеку просто хочется полежать? В античные времена почти все лежали… Даже за едой.

      Кондратьев, не оборачиваясь, нащупал за спиной кресло и сел.

      – Уже в те времена, – продолжал Горбовский, – имела хождение многоэтажная пословица, существенной частью которой было «лучше лежать, чем сидеть». А я только что из рейса. Вы сами знаете, Сергей Иванович, – ну что такое диваны на кораблях? Отвратительные жесткие устройства. Да разве только на кораблях? Эти невообразимые скамейки на стадионах и в парках! Складные самопадающие стулья в кафе! А ужасные камни на морских купаниях? Нет, Сергей Иванович, воля ваша, искусство создания по-настоящему комфортабельных лежбищ безвозвратно утрачено в нашу суровую эпоху эмбриомеханики и Д-принципа.

      «Однако!» – подумал Кондратьев. Проблема «лежбищ» встала перед ним в совершенно новом свете.

      – Вы знаете, – сказал он, – я застал еще то время, когда в Северной Америке подвизались так называемые фирмы и монополии. И дольше всех продержалась небольшая фирма, которая сколотила себе баснословный капитал на матрасах. Она выпускала какие-то особенные шелковые матрасы – немного, но страшно дорого. Говорят, миллиардеры дрались из-за этих матрасов. Замечательные были матрасы. На них ничего нельзя было отлежать.

      – И секрет их погиб вместе с империализмом? – сказал Горбовский.

      – Вероятно, – ответил Кондратьев. – Я ушел в рейс на «Таймыре» и больше ничего о них не слыхал.

      Они помолчали. Кондратьев наслаждался. Давно уже ему не приходилось вести такие легкие и приятные светские разговоры! Протос и Женя тоже были отличными собеседниками, но Протос очень любил рассказывать про операции на печени, а Женя большей частью учил Кондратьева водить птерокар и ругал его за социальную инертность.

      – Нет, почему же? – сказал Горбовский. – У нас тоже есть отличные лежбища. Но ими у нас никто не интересуется. Кроме меня.

      Он повернулся на бок, подпер щеку кулаком и вдруг сказал:

      – Ах, Сергей Иванович, дорогой. И зачем это вы высадились на Планете Синих Песков?

      Штурман опять поперхнулся. Планета Синих Песков с ужасающей отчетливостью встала перед его глазами. Детище чужого солнца. Совсем чужая. Она была покрыта океанами тончайшей голубой пыли, и в этих океанах были приливы и отливы, многобалльные штормы и тайфуны и даже, кажется,