Домой. Ольга Шумкова

мне про гувернантку?

      Володя нахмурился:

      – Что рассказать?

      – Все. У меня не было, только нянька, а потом учительница домашняя приходила.

      Володя покачал головой:

      – Да нечего рассказывать.

      – Ну как нечего? – приставала Нина, – она у вас жила? Вы гулять ходили? Она тебя французскому учила? Ну расскажи!

      – Она злая была, – сказал Володя хмуро, – меня не любила. Ей Элька нравилась. Элька всем нравится.

      – Придиралась она к тебе?

      – Да.

      – Вот негодяйка!

      Володя, помолчав, продолжил:

      – Она с нами чистописанием занималась. Я писать рано научился, в четыре года, наверное, но я писал печатными буквами, а так не умел. Она напишет целую строчку каких-то закорючек и заставит переписывать. У Эльки все эти закорючки ровные, аккуратные, а у меня… напишу – она строчку перечеркнет, говорит – новую пиши… рука знаешь как уставала! Я говорю – не получается, а она – старайся, учись. Гулять ходили? Да, ходили… бегать нельзя, камни брать нельзя. Ничего нельзя! Родителям все время жаловалась. Ну, мама как-то ее не очень слушала, она как раз тогда сама училась, а папа… ты знаешь, как он к учебе и дисциплине относится. Она пожалуется – он не разбирается, сразу говорит – в угол! А как-то раз она все жаловалась-жаловалась, и папа совсем рассердился, взял меня и в комнате темной запер – у нас на Таврической комнатка была маленькая такая, вроде кладовки… а я…

      Володя замолчал. Нина сочувственно вздохнула.

      – Я темноты боялся, – наконец сказал Володя, – Нина, слушай, я тебе признаюсь: я и сейчас темноты боюсь.

      – Кто ж ее не боится, – нашлась Нина, которую темнота не пугала никогда, – все боятся.

      – Правда?

      – Конечно, – сказала она уверенно, – папа тоже, мне кажется, только не сознается.

      Володя покачал головой:

      – Мой папа не боится, иначе не запер бы меня. Я плакал, плакал… а потом… не буду рассказывать. Элька смеялась…

      – Если я когда-нибудь ее встречу, – задумчиво сказала Нина, – я ей отомщу.

      – Кому?

      – Твоей гувернантке.

      Володя смущенно усмехнулся. Нина серьезно посмотрела на него:

      – Ты мне не веришь? Знаешь – вот ты сейчас рассказываешь, а я ее ненавижу.

      Она смутилась и отвернулась. Потом повернулась обратно и сказала сердито:

      – Потому что я так с тобой подружилась, что мне плохо, когда тебе плохо!

      Володя кивнул:

      – Я тоже.

      – Давай на горку пойдем?

      – Нина, поздно уже. Пойдем, может быть, домой?

      Нина неохотно согласилась. Вечером она рассказала про Володину гувернантку отцу. Тот перепугался:

      – А тебя, боже их сохрани и помилуй, нянька да учительница не обижали?

      – Да нет, папа, неужели бы я не сказала? – удивилась Нина.

      – Сказала бы, а все равно мне тревожно. Не усну теперь!

      – Мне Володю жалко.

      Но Арсений Васильевич стал вспоминать няньку и учительницу и про Володю уже не слушал.

      Володя дома спросил маму:

      – Мамочка,