Острова и море. Эрнест Хемингуэй

мне кое-что припомнить. Но на самом деле я был свидетелем целой эпохи в искусстве и литературе и, если придется, могу хоть сейчас засесть за мемуары.

      – Ты в своем уме, Томми? – сказал Эндрю. – Думай, что говоришь.

      – Не рассказывайте ему ничего, мистер Дэвис, – попросил Том-младший. – Пусть начнет с нуля, как и мы.

      – Мы с мистером Дэвисом сами решим, – сказал Эндрю. – Не лезь не в свое дело.

      – Папа, расскажи мне больше о моих друзьях, – сказал Том-младший. – Я знаю, что они были и мы постоянно встречались в кафе, но хотелось бы знать о них поподробнее. Разные вещи – как про мистера Джойса.

      – Ты помнишь мистера Паскина?

      – Нет. Не очень. А какой он был из себя?

      – Нельзя считать человека другом, если ты его даже не помнишь, – упрекнул брата Эндрю. – Разве можно представить, чтобы я через несколько лет забыл, какой из себя мистер Дэвис?

      – А ты лучше помолчал бы, – сказал Том-младший. – Пожалуйста, расскажи мне о нем, папа.

      – Некоторые рисунки мистера Паскина могли бы украсить те главы книги мистера Джойса, которые тебе так нравятся.

      – Правда? Вот это да!

      – В кафе он иногда рисовал твой портрет на салфетках. Он был небольшого роста, большой упрямец и чудак. Почти не снимал с головы котелок и был замечательный художник. У него всегда был вид, будто он знает большой секрет, который узнал недавно, и тот очень его забавляет. Иногда этот секрет как будто его радовал, иногда, напротив, печалил, но всегда было видно, что он есть и этот факт его забавляет.

      – А что за секрет?

      – Секрет пьянства, и наркотиков, и того, о чем писал мистер Джойс в последней главе, и еще – умения прекрасно рисовать. Тогда он рисовал лучше всех, и это тоже был его секрет, хотя ему до этого не было дела. Он считал, что ему ни до чего нет дела, но это было не так.

      – Он был безнравственным?

      – Еще каким безнравственным! И это тоже часть его секрета. Ему нравилось быть таким, и он не испытывал угрызений совести.

      – А мы с ним дружили?

      – Даже очень. Он называл тебя Чудовищем.

      – Ого! – радостно произнес Том. – Чудовищем!

      – А у нас есть картины мистера Паскина, папа? – спросил Дэвид.

      – Есть одна-две.

      – А Томми есть на его картинах?

      – Нет. По большей части он рисовал Томми в кафе на салфетках и на мраморных столешницах и называл его ужасным, жадно лакающим пиво Чудовищем с Левого берега.

      – Запиши себе это, Том, – сказал Дэвид.

      – У мистера Паскина было извращенное воображение? – спросил Том-младший.

      – Думаю, да.

      – Разве ты точно не знаешь?

      – Не знаю, но могу предположить. Наверное, это тоже была часть его секрета.

      – Но у мистера Джойса не было извращенного воображения.

      – Не было.

      – И у тебя?

      – Нет, – сказал Томас Хадсон. – Думаю, не было.

      – А у вас испорченное воображение, мистер Дэвис? – спросил Томми.

      – Не думаю.

      – Вот