Третья палата от Солнца. Алина Владимировна Кононова

сразу после обеда – хватает за плечо, тянет в палату. Эда издаёт удивлённый возглас, я чувствую тяжёлый взгляд Ольги на спине, и за нами закрывается дверь.

      – Отдашь сама? – спокойно спрашивает Птичник. Только больно сжимает мою руку.

      Не дождётся!

      – Отдать что? Если вы про сахар, я его и так уже Киту отдала.

      – Эва, не строй из себя дуру. Нож.

      Почему все меня сегодня оскорбляют? Сначала сестра, теперь вот Птичник.

      – Что за нож? Мне их даже не дают, одной ложкой ем, – чистая правда.

      – Хватит, – хватка становится сильнее. – Мой канцелярский нож. Ты его взяла.

      А не надо было бросать на столе.

      – Ничего я не брала.

      – Не ври.

      – Не брала! – срываюсь я. – А если бы и взяла, уже бы с тобой тут не разговаривала!

      Он отстраняется, опуская руку. Я его не убедила. Птичник не работал бы здесь так долго, если бы верил психам на слово.

      Он зовёт санитаров, и они обыскивают комнату. Я в это время спокойно сижу на кровати. Пусть ищут. Удачи. Тайник под подоконником в палате Принца им всё равно не найти.

      Перевернув и прощупав всё, Птичник недовольно смотрит на меня.

      – Придётся тебе посидеть здесь.

      – Но я…

      – Пока мы не осмотрим всё отделение, – он кивает санитарам, и они выходят из палаты. Потом Птичник долго смотрит на меня.

      Это трудно выдержать. Он будто пытается просветить меня, как рентгеном. Я начинаю ёрзать на покрывале, когда Птичник выходит из палаты. Хлопает дверь, поворачивается в замке ключ.

      Я облегчённо вздыхаю. Теперь остаётся только ждать, когда меня освободят, чтобы снова зайти к Принцу и забрать нож.

      В этот раз всё точно получится.

      Нас не выпускают из палат до вечера. Птичник лично закрывает все двери, звеня своей связкой ключей. Я сижу на полу, прислонившись ухом к двери, и слушаю, как он, вроде тюремного надзирателя, ходит по коридору.

      Всё ещё не поняли, почему мы зовём его именно Птичником? Вот он, запер нас всех по клеткам, и ходит между дверей, иногда останавливаясь, чтобы…

      Шаги замирают. Заглядываю в замочную скважину, в ответ на меня смотрит сине-серый глаз.

      – Отойди от двери, Эва, – голос из-за створки звучит глухо. – Скоро принесут ужин.

      – Ладно. Только не надо меня так звать.

      Он медленно моргает.

      – Тебе настолько нравится прозвище?

      – Нет. Но меня легко перепутать с Эдой.

      Это правда. Эда сама начала называть меня Психеей, чтобы не было путаницы. Она тогда читала греческие мифы, и её больное сознание провело какие-то параллели между мной и одной из героинь. Психею сократили до Психе. А мне без разницы, пусть хоть Динозавром называют.

      Ян снова медленно моргает.

      – Я подумаю.

      Отхожу от двери. Сестра сидит в углу, кусая призрачные ногти призрачными зубами. Даже у мёртвых есть вредные привычки.

      В этом нет никакого смысла.

      Мне приносят ужин и ложку. Снова только ложку. Птичник приходит лично посмотреть,