Княжья Русь. Александр Мазин

с обережным шитьем серебряной канителью. Такое платье потяжелей, чем Славкина бронь. Потому и держится княгиня очень прямо, а двигается осторожно, маленькими шажками.

      Нет, не к такой Рогнеде спешил Славка…

      – Хорошо ли доехал? Не тревожили разбойные люди?

      За спиной Рогнеды – строй девичий: впереди те, что одеты побогаче: дочери лучших полоцких людей, за ними – служанки-холопки. Княгиня впереди – как воевода.

      – Не случилось, светлейшая княгиня. Скучно ехали, – Славка сверкнул улыбкой.

      Показалось иль нет, что уголки рта Рогнеды дрогнули?

      – А я слыхала: повздорил ты с лехитскими послами…

      Лунд за спиной Славки громко засопел. Удивился.

      Вот, значит, как: Рогнеда новости узнает быстрей, чем княжий наместник.

      – Да разве ж это – повздорил? Так, поучил немного. Невоспитанные люди. Обычаев наших не ведают, закон не чтят. Не могу же я, княжий дружинник, мимо пройти да отвернуться. Рассказать, как дело было?

      – Мужу моему расскажешь, – строго произнесла Рогнеда. – А пока отдыхай, сотник. Сборы мои будут небыстрыми. В первый раз землю свою покидаю. Вечером зайдешь ко мне. Послушаю, как живут у вас, в Киеве.

      Шевельнула рукавом, две девки подскочили, подхватили под руки, повели прочь из палаты.

      Лунд вздохнул. С облегчением. Пожаловался:

      – Трудно мне здесь, сотник.

      – Не любит тебя люд полоцкий?

      Лунд щелкнул пальцами. Теремная девка поднесла ему чашу с пивом. Такую же подали и Славке. Дорогая чаша – из синего заморского стекла. А пиво – так себе.

      Лунд выпил, рыгнул, кинул чашу в руки прислужницы.

      – Не любят, – согласился он. – Так это дело обычное. Кто ж победителей любит? Ропщут. Козни строят мелкие. У меня дня три назад хирдманн пропал. Ушел в город и не вернулся.

      – Может, загулял?

      – Может, и загулял. Только этот – уже третий загулявший. А мне даже виру не взять. Собрал старшину здешнюю, говорю: выдайте злодеев. А они мне нагло так отвечают: какие злодеи? Сбежали твои люди. Пограбить отправились, как у вас в обычае.

      Лунд сжал оголовье меча.

      – Будь моя воля, – процедил он, – взял бы по жребию кого-нибудь из городской старшины да и казнил показательно. За первого. А за второго – пятерых. Тогда б и третьего не было.

      – Без вины взять? – Богуслав покачал головой. – У нас такое – не в обычае. Владимир не одобрил бы.

      – Конунг одобрил бы порядок. Полоцк – не вольный Новгород. Он теперь – княжья земля. Город на клинок взят, так что люди, что живы остались, считай, рабы княжьи. А наглости – будто сами князья. Намотал бы одному-другому кишки на кол, глядишь, и поняли бы, у кого теперь власть.

      – Ну так почему ж не намотал?

      – Княгиня, – буркнул Лунд. – Увози ты ее скорей, сотник. Пока она здесь, покоя не будет. Нутром чую: люд здешний только и думает, как бы взбунтоваться. А Рогнеда – законная наследница Роговолта.

      – Наш князь – его наследник, – возразил Славка. – И по праву крови,[8] и по праву

8

Напомню, что по языческим обычаям тот, кто убил вождя, сам становился вождем.