Княжна Дубровина. Евгения Тур

это? Они всегда меня слушаются.

      Словом, рассуждения Софьи Артемьевны были рассеяны Машей в прах; она целовала мать и говорила:

      – Подумайте, маменька, счастье-то какое: дочь выходит замуж – с матерью расстается, а нам и расставаться не надо. Мы сделаем калитку в заборе, и вы будете ходить к нам каждый день обедать, а мы к вам – вечером, чай пить. Так-то заживем мы на славу! Маменька, милая моя!

      И растроганная Маша крепко целовала мать.

      Но Николай Николаевич взглянул на дело иначе. Он затруднялся, как сказать детям, что решил жениться. В воскресенье утром пошел он к обедне, горячо молился Богу, пришел домой и созвал в кабинет всех своих детей.

      – Ну, дети мои милые, – сказал он им, – я должен сообщить вам очень важное, великое для вас и для меня известие. Выслушайте меня внимательно.

      Дети насторожились.

      – Бог взял у меня милую вашу маменьку. Остался я один; занятый службой, за вами приглядывать не имею времени, а за домом – и подавно. У вас шум, шалости, ссоры.

      – Папочка, милый, – наперебой заговорили дети.

      – Молчите и слушайте меня, – строго сказал отец. – В доме беспорядок. Я решился всему этому положить конец: я женюсь. Конечно, вам матери никто заменить не может, но… Агаша, о чем ты плачешь! Не плачь, а слушай; никто матери не заменит, но я вам дам друга, руководительницу, которую вы должны уважать и слушать как жену мою.

      Девочки заплакали еще горше, а Анюта всплеснула руками и воскликнула:

      – Но я не хочу, папочка!

      Мальчики сидели, понурив головы, и молчали.

      – Молчи… Анюта. Слушайте, дети! Я надеюсь, что вы будет довольны: я женюсь на Марье Петровне.

      – На какой Марье Петровне? – спросил Митя, недоумевая.

      – На Марье Петровне, которую вы зовете Машей.

      – На Маше! – крикнули все дети в один голос. – Ах, папочка, милый папочка, – и все дети бросились обнимать и целовать его.

      – Маша будет жить с нами!

      – В одном доме!

      – Будет играть, читать и гулять всегда с нами! Вот так папочка! Какое умное дело придумал, – восклицали дети, прерывая один другого.

      Николай Николаевич был так растроган, что обнимал детей со слезами на глазах.

      – Пойдемте сейчас к ней, – сказал он, и все дети стремглав побежали к соседкам, ворвались к ним в дом с шумом, с криком бросились Маше на шею и осыпали ее поцелуями.

      – Маша, Маша! Ты теперь наша Маша.

      – Ваша, всей душой ваша, – прочувственно говорила Маша, протягивая руку столь же растроганному отцу детей. Он поцеловал ей руку и обратился к своей нареченной:

      – Но мне кажется неловко, что они зовут вас Машей и говорят вам «ты», это неуместно.

      – Ах, нет, пожалуйста, – сказала она, – пусть я всегда останусь для них любимой Машей. Мне дорога их любовь, и мне дорого это имя.

      – Как же! И мальчики? – с сомнением спросил Николай Николаевич. – Уж это как-то совсем… нехорошо!

      – Что это, папочка, – сказал Митя негодуя. – Она моя Маша, я с ней первый познакомился и всех сестер