Игра треугольника. Виталий Владимиров

мячик маме, который по непредсказуемой траектории доскакал прямо до моего носа. Девочка осторожно подошла к лежащему большому дяде, подняла мячик и присела.

      Ее пухленькая складочка слегка раскрылась, как створки раковины… И по переходу цвета она напомнила раковину – от белого края к бледно-розовому и все более красному где-то поглубже. Пройдет не так уж много времени, представил себе я, и эти пальчики потянутся к ложбинке, чей-то язык получит право вкусить ее сока, а чей-то головастый проникнет внутрь…

      Малышка словно услышала мои предсказания, грозно нахмурилась, чисто по-женски застеснялась и по-утиному переваливаясь вернулась под мамино крыло.

      Я закрыл глаза и в свете возникшего луча заработал проектор, в который вставлен набор цветных слайдов… Только что увиденная сокровенность малышки… Раздраженная воспаленность деревенской пацанки, которая не стесняясь, присела помочиться во время игры в салочки… Безвкусные покои моей жены… Пахнущие лошадиным потком заросли Отличницы… Тихонина мусульманская бритолобость… Готовая к игре распахнутость Мадам Крупье… И пир плоти у Теплой Полянки…

      У всякой по-своему, разно, потому и не скудеет мой, да не только мой, интерес к Треугольнику лона, тайне женского Треугольника, в котором, как в Бермудском, неведано, что ждет, то ли шторм страсти, то ли полное безветрие. Мне казалось тогда, что я так никогда и не познаю тайну треугольника Феи, с которой объяснился в любви при первой же встрече наших глаз… Даже к материнскому лону у меня проявился интерес, когда проснувшись утром, увидел ее в оконном проеме… Мама стояла спиной ко мне, она сняла ночную рубашку, и солнечный свет лился мне в глаза, гладил по щекам, грел мои губы сквозь действительно треугольное окошко между ног – такова была у нее особенность этого места – открытое пространство, где когда-то показалась моя голова и я впервые увидел белый свет…

      Скорее всего ценой каких-то усилий и материальных затрат можно было проникнуть в тайну “любимой жены” пляжного гарема, но я был твердо намерен отдохнуть и набраться сил.

      Меня ждало совсем иное приключение. Я оказался с ней в одной волейбольной команде, мы вместе пошли в столовую на ужин, вечером, во время танго она пригласила меня на “белый танец”, и теперь по утрам я занимал уже два лежака – один по ее просьбе для нее.

      Она приходила на пляж сонная, хмурая, близоруко щурилась на солнышко, расчесывала длинные, до хрупких плеч светлые вьющиеся волосы, заплетала их в небрежные косы, что-то бубнила себе под нос, жалуясь на извергов-родителей, которые силком будили ее, она своенравно не зналась и не общалась с ними на людях, избрав меня, как принцесса, в свои вассалы. Я не был против, мне было ровно никак с ней. В свои шестнадцать она была еще совсем подросток – голенастая, сутуловатая от стеснительности, маленькие грудки, плоский животик, косточки ребер…

      Она очень медленно заходила в воду, панически боялась глубины, часто плавала, обняв меня сзади за шею, а когда выходила на берег, садилась на лежак,