Игра треугольника. Виталий Владимиров

перебили, разговор оборвался, а я находил все больше и больше привлекательных черт в моей соседке по столу… Хорошо пахнет… Нежность чистой кожи… Опрятность… И у Теплой Полянки был бритый лобок…

      Тут был брошен клич: “А не продолжить ли нам!?”, который, как революционный по сути лозунг, нашел живой отклик в массах, тем более, что в застолье остались только закаленные хмелем “бойцы”. Сбегали, добавили и достигли-таки того умиротворенного состояния незлого опьянения, когда самые безумные идеи кажутся вполне реальными, а море совсем неглубоким. Я был уже влюблен в “Тихоню”, мы с ней скрылись в кабинете начальника и стали целоваться, в чем она оказалась весьма искусна, явив завидный темперамент.

      Само собой, я увязался провожать ее, по дороге от метро затащил в какой-то двор и под грибком детской площадки попытался достичь заветного.

      – Подожди, – сказала она и сама расстегнула мне брюки.

      Мой герой оказался в неожиданно супер-чутких руках, и, оглаженный, потянулся всем телом, как ребенок от материнской ласки. Она мягко скрутила его вкруг оси, словно выжимая белье, и несколько раз прокачала в своем полукулаке, напомнив мне времена сплошного само… обладания. Но ощущения были намного сильнее – так точно угадывала она оптимальную степень сжатия, то ускоряя прокачку, то замедляя ход, как товарный состав на подъеме. А в преддверии моего пика, оголила древко, стянула крайнюю плоть к его основанию и другой рукой, сначала мягкими и упругими подушечками пальцев, а потом острыми ноготками сыграла такую виртуозную фугу на эрогенном ободке головки и особенно на ее подбородке, что…

      Первый заряд моего извержения улетел за метровую отметку, второй приземлился, а точнее припесочился на детское игровое поле, свернушись в темную змейку на светлом бархане, вдвое ближе, а третий толчками стек под расставленные ноги.

      – Вот и басурманин мой тоже горазд на такие подвиги… – оценила силу моего разряда Тихоня. – Но к себе я его не допускаю, потому что елда у него, как у Луки Мудищева… Наделила же природа-матушка…

      В моем воображении в картинке, увиденной сквозь замочную скважину, к раздвинутым лекалам ног Тихони и бритой голове под тюбетейкой добавился член непотребных размеров…

      На следующий день Тихоня неприметно и буднично заняла свою ячейку в нашем загоне. Но я-то никак не мог забыть о ее супер-чутких руках и даже взалкал Тихонин омут с голыми берегами, считая, что имею, как православный, преимущество перед иноверцем. И в первый раз понял, что дело не в размерах Его Величества, которого веселые древние греки величали Приапом, а в желании, в желанности.

      При случае в том и признался Тихоне.

      Она и тут проявила мудрость:

      – Да, на что я тебе, серая, сгожусь? Ну, побаловались рукосуйством, и будет… Тебе другая нужна…

      И она задумалась:

      – Есть у меня одна на примете. Может, попробуем… Может, и выйдет…

      Мадам Крупье

      Тихоня поднялась на эскалаторе к выходу из метро, где я ее уже ждал, не одна, а с невысоким, темноглазым мужичком в кожаной