Игра треугольника. Виталий Владимиров

в «Интерьеры памяти», сборники рассказов «Перевороты» и «Потерпи до завтра», книга рассказов и литературных эссе «Признание». В соавторстве с Владимиром Лищуком – книга новелл «Супермаркет: перекресток судеб», книга странных историй «Запретный плод», роман «Гадалка». Автор сценариев художественного телевизионного сериала «Супермаркет». Член редсовета литературного альманаха «Московский Парнас».

      К читателю

      Я не собирался писать предисловия. Но потом подумал, что на самом деле – это просто письмо, которое я пишу Вам, своему Читателю. Наверное, все мои романы, повести, рассказы, поэмы, стихи – те же письма, но в них нет такого личного, моего, обращения к Вам. К молодым и неопытным, к зрелым на вершине жизни, к идущим по ее склону… К каждому из Вас, потому что сейчас, когда Вы читаете эти строки, я наедине с Вами.

      И в этот момент нашего «интима» хочу сказать сокровенное, как только другу говорят, как признаются женщине, как исповедуется душа душе.

      Кошка вспрыгнула на кровать и, покрутившись, устроилась где-то у моего плеча, но так, чтобы касаться боком своим моей шеи, там, где открыто пространство плоти, двое теплокровных согрели друг друга, и она запела, урча, песню торжества над остальным холодным и равнодушным миром.

      Моя песня, «Игра Треугольника» – о том же. Прочитав, Вы поставите роман на полку, и было бы чудесно, если бы Вы задержались на мгновение перед расставанием и по Вашей руке до сердца дошло тепло моей Любви.

      Которой всем нам так не хватает.

      ИХ трое, героев книги: от имени я – Ян, от имени она – Илона и от имени он – Леон. Или НАС трое? Читатель, книга и автор… Или все-таки автор и герои – это одна сатана, а читатель – судья ему?.. Законометрия треугольника верна только для трех сторон, при переходе Я – ВЫ или АВТОР – КНИГА пропадает еще одна сторона. Где же она?

      Третья сторона – это АВТОР – КНИГА. Автор пересказывает Вам историю троих, водит по подъемам, спускам и разворотам сюжета и сам через радужные оболочки глаз и черный бархат зрачков читающего по световодам связей попадает в суперпространство Вашей фантазии, Ваших воспоминаний о прошлом, чтобы выстроилась мозаика треугольности.

      Искренне Ваш, Виталий Владимиров.

      Всем, кто дарил мне свою любовь, посвящается.

      Только кончая задуманное сочинение, мы уясняем себе, с чего нам следовало бы начать.

Блез Паскаль.

      Мне что-то грезилось вчера…

      А что? Не помню…

      …сплетенных тел прекрасная игра,

      любовный полдень,

      что начал вдруг алеть и цвесть

      еще с вечерней зорьки,

      где каждый жест —

      томленья весть —

      касанье только,

      где на вопрос лукавых глаз

      есть молчаливое согласье

      и первый час – совсем не страсть,

      а только ощущенье страсти.

      Потом раскроется цветок,

      отведать даст нектар забвенья —

      хмель чистоты,

      как родника глоток,

      и странный мир воздушной лени…

      … сон неглубок,

      как ночь бела,

      восходит снова солнце чувства

      и зной любви палит тела —

      река вступает в устье.

      Волна прилива высока,

      набухли губы откровеньем,

      в движенье – кровь,

      встают века,

      светает чудо сотворенья.

      Иду!

      Врываюсь, как завоеватель,

      зов предков в жаркий шепот превратив,

      Я – БОГ!

      Я – ЧЕЛОВЕК!

      Я – ПРОДОЛЖАТЕЛЬ!

      и покоряюсь, победив…

      … изнемогай от неги сластной —

      бушует сумасшедший бес —

      я весь неудержимый, властный,

      … клонюсь, не в силах вынести свой вес…

      Все выпито.

      Все отдано.

      Все взято без остатка.

      Пусть неизвестность ждет с утра.

      Ужель

      амебе

      так же сладко

      при разделении ядра?

      Ян

      (часть первая)

      Трудно дать определение любви; о ней можно лишь сказать, что для души – это жажда властвовать, для ума – внутреннее сродство, а для тела – скрытое и утонченное желание обладать, после многих околичностей, тем, что любишь.

      Старые безумцы еще безумнее молодых.

Франсуа де Ларошфуко

      Лик полной луны зелен, бледен и болен изумленным страхом. Это ее сияние будит во мне бессонницу, вытаскивает из неуютной постели, из духоты жилища. Я надеваю мятую капусту одежд, беру палку-подпорку и бреду до скамейки сквера…

      В этом