Игра треугольника. Виталий Владимиров

с трудом доволок ее до кровати, опустил послушное тело, занес стройные колонки ног на матрас, ее голова скатилась с подушки на плечо, она совсем обмякла, лишь два холма на груди упрямо возвышались…

      Когда она очнулась, я стоял на коленях у ее изголовья и гладил ей руки:

      – Ох, извини… – глубоко вздохнула она.

      – Ерунда… Зато мы без пяти минут чемпионы, – попытался приободрить ее я. – Теперь бы еще кубок взять весной…

      И тут она безутешно разревелась, как настоящая отличница, получившая вдруг тройку по любимому предмету:

      – Не подумай чего плохого… Вся беда, что не знаешь, когда навалится…

      – Что навалится? – осторожно спросил я.

      – Да я даже к врачам ходила… Они проверили, сказали, я такая здоровая, что даже с перебором. Кровь во мне бродит, как вино в бочке… Вот и пьянею я до беспамятства… Мужчина мне нужен, говорят…

      – Ну, уж этого добра хватает… – рассмеялся я.

      – Не всем… – перестала шмыгать носом она. – Попробуй, найди своего… Я-то нашла, только он в армии служит, год остался… Когда уходил не сдалась я ему, а обещала, что дождусь… Нетронутая…

      Мне стало щемяще остро жалко ее.

      – Глупенькая, – погладил я ее по голове.

      И рассказал про мой день рождения в “Голубом Дунае”, про теплую полянку и десять дней великого торжества плоти…

      – Что же ты мучаешься, хочешь, исцелую тебя, нет тут ничего зазорного. И останется твое целомудрие в целости и сохранности… – от души предложил я.

      Глаза ее опять оказались на мокром месте, слезки потекли по щекам, я осторожно стал их слизывать, коснулся губами горячего рта, дотянулся рукой до настольной лампы и щелкнул выключателем.

      Я не нарушил своего обещания и ее невинности. Осторожно раздел, терпеливо преодолевая слабое сопротивление ее рук, и постепенно спустился вниз. По пути мои руки взошли на высокие холмы Отличницы и ощутили необычную, каучуковую упругость ее сфер. Пришлось набраться решимости, чтобы не отступить перед последним рубежом – настолько силен был запах ее промежности. Словно попал с трибун ипподрома в конюшню.

      Помню ощущение от ее клитора – будто я коснулся языком кисловатой, легко растворимой пробки переполненного сосуда, которая тут же растаяла, и содержимое пролилось. А когда оторвался и сел рядом на краешке кровати, то понял, что Отличница опять близка к обмороку, на сей раз от истомы блаженства.

      Моя “благотворительность” была вознаграждена неожиданным образом.

      – Разденься тоже… – очнулась она. – И сядь сюда… Повыше…

      Я оказался на ней, в позиции, почти равноудаленной и от ее уст и от ее устья, но удобной для иного – мой герой удобно и плотно вписался в ущелье меж двух пятитысячников. Она свела руками две вершины, мой головастый, возбужденный от нестандартности общения, то прятался в каучуковом тоннеле, то выглядывал из него, пока благодарно не истек…

      – Меня этому наш тренер в легкоатлетической