Повести и рассказы. Андрей Платонов

холодный дождь порол землю, и страшно было за пути сообщения.

      – Куда он едет? – спросил Пухов людей, когда уже влез в вагон.

      – А мы знаем – куда? – сомнительно произнес кроткий голос невидного человека. – Едет – и мы с ним.

V

      Всю ночь шел поезд – гремя, мучаясь и напуская кошмары в костяные головы забывшихся людей.

      На глухих стоянках ветер шевелил железо на крыше вагона, и Пухов думал о тоскливой жизни этого ветра и жалел его. Он соображал еще о мельницах-ветрянках, о пустых деревенских сараях, где сейчас сквозит буря, и об общей беспризорности огромной порожней земли.

      Поезд трогался куда-то дальше. От его хода Пухов успокаивался и засыпал, ощущая теплоту в ровно работающем сердце.

      Паровоз подолгу гудел на полном ходу, пугая темноту и прося о безопасности. Выпущенный звук подолгу метался по равнинам, водоразделам и ущельям и ломался оврагами на другой страшный голос.

      – Пухов! – тихо и гулко послышалось Пухову во сне.

      Он сразу проснулся и сказал:

      – А?

      Весь вагон сопел в глубоком сне, а под полом бушевали колеса на большой скорости.

      – Ты чего? – вновь спросил Пухов тихим голосом, но знал, что нет никого.

      Давно забытое горе невнятно забормотало в его сердце и в сознании – и, прижукнувшись, Пухов застонал, стараясь поскорее утихнуть и забыться, потому что не было надежды ни на чье участие. Так он томился долгие часы и не интересовался несущимся мимо вагона пространством. Разжигая в себе отчаяние, он устал и пришел к своему утешению во сне.

      Спал Пухов долго – до полного разгара дня. Солнце подсушило осенние кочки и сияло горящим золотом, ровной радостью и звенело высоким напряженным тоном.

      По полю изредка и вразброд стояли худые смирные деревья. Они рассеянно помахивали ветками, бесстыдно оголенные перед смертью, – чтобы зря не пропадала их одежда.

      В эти последние дни перед снегом вся живая зелень поверхности земли была поставлена под расстрел холода, заморозков и длинной ночной тьмы. Но – предварительно – скупая природа раздевала растения и разносила ветрами замерзшие, полуживые семена.

      Листья утрамбовывались дождями в почву и прели там для удобрения; туда же укладывались для сохранности семена. Так жизнь скупо и прочно заготовляет впрок. От таких событий у очевидца Пухова слюни на губах показывались, что означало удовольствие.

      Ездоки поездного состава неизвестного назначения проснулись на заре – от холода и потому, что прекратились сновидения. Пухов против всех опоздал и вскочил тогда, когда начала стрелять отлежанная нога.

      Так как еды у него не было, то он закурил и уставился в пустую позднюю природу. Там ликовал прохладный свет низкого солнца и беззащитно трепетали придорожные кусты от плотного восточного утренника. Но дали на резком горизонте были чисты, прозрачны и привлекательны. Хотелось соскочить с поезда, прощупать ногами землю и полежать на ее верном теле.

      Пухов удовлетворился своим созерцанием и крепко выразился обо всем:

      – Гуманно!

      – Сосна