Три колодца. Борис Полушкин

      КАРИНКИ ИЗ ПАМЯТИ

      СЛАВКА

      Славке далеко за семьдесят. Ногой двигаю стул:

      – Садись.

      – Я своё отсидел.

      Расставляем шахматы. Славке всё равно, каким цветом играть.

      Он похож на большую старую птицу. Крючковатый нос, спутанные серые волосы. Пальцы рук не гнутся: то ли военная контузия, то ли колымские лагеря. Обыграть его позиционно невозможно. Отодвигаю доску: – Партия г…

      – Совершенно верно!

      Бросаю на стол журнал «Юность»: – «Приключения Чонкина»

      читал?

      – Ещё бы нет. Фуфло!

      – Почему? Смешно же?

      – Именно. Мы за этот смех кровью платили.

      Спорим за Симонова «Живые и мёртвые».

      – вот она правда о войне.

      – Не согласен: струсил, сука. Мы от него большего ждали.

      Дал ему свои стихи. Полистал: «Не пиши больше никогда!»

      Прости, Славка…

      ПРО ТЕСТЯ

      Мой тесть был человеком весёлым и открытым. Про таких в деревне говорят: «Негорюха».

      В сорок шестом году он окончил школу механизаторов и по распределению отправился в елховский колхоз. В колхозе не кормили, а семья, в которой его поселили, к столу не приглашала.

      Промаявшись с неделю, он ушёл к маме в Кошки. Мама хоть и не купалась в роскоши, но пару картофелин единственному сыну нашла. Старшие братья и отец погибли на войне.

      Через два дня пришёл участковый с конвоиром. Пятнадцатилетнему дезертиру дали год.

      Год, не десять, и в Воркуту не сослали, а пристроили на Красную глинку к военнопленным.

      Немцы что-то копали, а он на лошадке отвозил грунт. Работа – не бей лежачего. Кормили три раза в день, да ещё лошадке полагался овёс, и тесть бессовестно приворовывал. Был большой соблазн продлить райскую жизнь года на три, но старшие отсоветовали. За мелкую кражу или поломку инвентаря могли дать очень серьёзный срок.

      Через двенадцать месяцев, с буханкой хлеба от администрации и тремя кусочками сахара от немцев, он оказался за воротами лагеря. Но главной своей удачей в жизни всегда считал справку об освобождении.

      С ней он устроился в лесничество и получил паспорт. Тёща, пожизненная колхозница, получила паспорт в 59-ом, когда родила мою жену.

      ТРИ КОЛОДЦА (маленькая повесть)

      1

      Дед Боряй пришёл к отцу в тёплый июльский вечер. Молча достал из внутреннего кармана пиджака бутылку самогона и поставил её на клеёнчатую скатерть стола. Отец принёс из сеней свежих огурцов, шмат пожелтевшего сала и хлеб. Выпили.

      – У Бамбурихи брал?

      – А у кого ещё?

      – Наглеет сучка. Гольная сивуха.

      Похрустели огурцами. Отец порезал на газете сало и хлеб. Плеснули ещё.

      – За чем пожаловал, дед?

      – Уезжаю я, Сашка. В город, к дочке.

      – Слышал, да не верил. Как же твои больные теперь? Ведь со всего Союза едут.

      – Помочь я им больше не могу. Сила в траве исчезла. Как семь лет назад карьер открыли, так и стала