Варшава. Владимир Козлов

Ну, там расходы, конечно, но если и три штуки чистыми – тоже нормально. По штуке баксов в день на человека, если все на троих делить, прикидываешь?

      – А самому что делать?

      – Как «что делать»?

      – Ну, если деньги будут сами капать за рекламу…

      – А ничего. В институт ходить, например – диплом получать. Представляешь, какой крутняк – в институт на тачке ездить? У нас некоторые ездят, но тачки побитые, бэушные – старые «бээмвухи» или «мерсы». Говно, короче.

      Девушка возвращается, протискивается мимо мужика, садится, кладет сигареты и зажигалку на стол.

      Антон спрашивает:

      – А тебя родаки без вони отпустили?

      – Ага, без вони. Уперлись рогом – никуда не поедешь, мы тебя и так не видим, а тут еще в Москву эту криминальную… Я сказал, что тогда вообще приезжать не буду.

      – Ладно, давай стелиться.

      Я стаскиваю с третьей полки скрученный тюфяк с подушкой. Сыплются перья и мусор.

      Открываю глаза. Свет в вагоне выключен. Поезд стоит, хлопают двери. По вагону идут два таможенника. Они глядят на нас и проходят дальше.

      Стоим в очереди в туалет. За нами – два вьетнамца в военных рубашках без погон. Лица помяты, в волосах – перья из подушек. В окне мелькает платформа. Станция «Голицыно».

      Туалет открывается, выходит полная девушка в белой майке, без лифчика. Выделяются соски ее грудей.

      Я захожу в туалет, защелкиваю дверь. Унитаз вымазан говном. В открытое окно дует ветер.

      Белорусский вокзал. Тетки держат куски сыра, пачки творога, банки сметаны.

      Мы переходим дорогу, сворачиваем во двор.

      Садимся на лавку, я расстилаю газету. Антон достает две бутылки «жигулевского», черный хлеб, сало, вареные яйца – они раздавились, скорлупа потрескалась.

      Из подъезда с кодовым замком выходит блондинка в короткой кожаной куртке, мельком смотрит на нас, идет к белой «тойоте». Она щелкает брелком, открывает дверь, садится. Антон говорит:

      – Прикинь, какая тачка.

      – И тетя тоже ничего.

      Я разрезаю сало перочинным ножом.

      К раздвижной двери вагона прислонились два хиппана в черных пальто, с повязками на головах. У одного волосы сбоку заткнуты за повязку. Оба что-то читают из общих тетрадей.

      Я спрашиваю Антона:

      – До какой нам станции?

      – «Китай-город».

      – А он тебе точно объяснил, где этот магазин «Марс»?

      – Да. У Сташенки кореш уже год, как возит «сникерсы». Едет раз в две недели, привозит две сумки. Раньше в комиссионку сдавал на Первомайской, потом сказали – сертификат нужен, он теперь в киоски сдает.

      Заходим в «Марс». Покупателей нет. Продавщица читает «Московский комсомолец». Антон смотрит на полки с батончиками, шепчет:

      – Бля, мы в жопе. Цены – как везде. Может, на десятку дешевле, чем у нас. Ничего не наваришь.

      Он поворачивается к продавщице.

      – А оптом у вас можно взять?

      Она отрывается от газеты.

      – Нет. У нас сейчас только розница.

      – А