Плоды земли. Кнут Гамсун

он тихонько выехал из дому с последним возом дров и вернулся только на третий день. Когда он пешком приплелся домой, то уже со двора услышал доносившийся из избы какой-то странный звук и остановился на минутку. Детский плач – о-ох, Господи, что уж тут поделаешь, но все равно, это страшно и удивительно, а Ингер ни словом ни о чем не обмолвилась.

      Он вошел, и первое, что бросилось ему в глаза, так это ящик, тот самый знаменитый ящик, который он притащил домой на своей груди; теперь он свисал на двух веревках с потолка, превратившись в люльку для ребеночка. Ингер возилась, полуодетая, по хозяйству, правда, она уже успела подоить корову и коз.

      Когда ребенок перестал кричать, Исаак спросил:

      – Ты справилась?

      – Да, справилась.

      – Так.

      – Он родился к вечеру, как ты уехал.

      – Так.

      – Только я хотела было прибраться и повесить люльку, чтоб все было готово, да насилу успела, потом сразу начались боли.

      – Отчего ж ты меня не предупредила?

      – Да разве ж я знала когда! Это мальчик.

      – А-а, значит, мальчик.

      – Никак не придумаю, как его назвать, – сказала Ингер.

      Исаак увидел маленькое красненькое личико, правильное, без заячьей губы, и головку, густо поросшую волосами. Настоящий здоровый мужичок, вполне соответствующий своему званию и положению в ящике. Исаак был сам не свой, размяк, расчувствовался, перед мельничным жерновом было чудо, оно зародилось когда-то в священном тумане и в жизнь явилось с крошечным личиком, как загадка. Дни и годы превратят это чудо в человека.

      – Пойди поешь, – сказала Ингер…

      Исаак расчищает лес и рубит деревья на дрова. Теперь не то что вначале, теперь у него есть пила, он пилит дрова, и поленницы растут на глазах, он строит из них улицу, целый город. Ингер теперь больше привязана к дому и не может так часто навещать мужа за работой, зато сам Исаак частенько наведывается домой. Надо же, этакий смешной маленький мальчишка в ящике! Исааку и в голову не приходит позаботиться о нем, к тому же он пока как есть чурбачок, пусть себе лежит-полеживает! Но разве он не человек, не может он безучастно слышать крик, да еще такой жалобный.

      – Нет, нет, не бери его! – говорит Ингер. – У тебя небось руки в смоле! – говорит она.

      – У меня руки в смоле? Ты с ума сошла! – отвечает Исаак. – Смолы у меня на руках не было с тех пор, как я поставил этот дом. Дай сюда мальчишку, я его уйму!

      – Не надо, он сейчас сам замолчит…

      В мае из-за гор к новоселам, поселившимся в глуши, приходит гостья из родни Ингер, она пришла издалека, и принимают ее радушно. Она говорит:

      – Пришла посмотреть, как-то живется Златорожке, с тех пор как она ушла от нас!

      – А об тебе-то, маленьком, никто и не спросит! – жалобно говорит Ингер малютке.

      – Ну-ка, погляжу, какой он у тебя. Вижу, вижу, мальчишка. Лучше некуда! Подумать только, если б год тому назад мне сказали, Ингер, что я разыщу тебя здесь – с мужем, ребенком, с домом и достатком!

      – Обо мне