При свете зарниц (сборник). Аяз Гилязов

вздохнуть и охнуть небо, постанывая от невыносимой тяжести туч, как уже взрывается грохотом темнота в другом конце, полыхают молнии.

      Исхак стоял, опёршись на перила, слушая раскаты грома, любуясь всполохами молний. Разве в городе увидишь такую грозу!.. Мальчишкой он любил босиком бегать по мокрой траве под грозой, никогда не боялся.

      Вдруг ухо его уловило между раскатами грома словно бы поющий девичий голос. Вскоре он смог различить и слова. Сердце его сжалось и заколотилось: что он, бредит?

      Цветов много, но их не рву я…

      Хочу выбрать самый душистый.

      Пока не найду самый душистый,

      Пусть не дует ветер,

      Не облетают цветы…

      Голос то приближался, то удалялся. Исхак, сбежав с мостика, побрёл без дороги, стараясь уловить, откуда же летит к нему песня? Изредка он доставал из кармана фонарик и шарил лучом по дороге. Где же девушка? Голос смолк. Исхак остановился. Теперь ему не найти певицу. Или её не было вовсе, может, это память сердца воскресила в нём звук и повела за собой?

      Исхак побрёл назад вдоль ручья, спотыкаясь о гнёзда чибисов. Вот здесь они часто сиживали с Саниёй, любуясь закатным небом. Однажды он залез на обрыв и достал из гнезда птенцов ласточки-береговушки, показать Сание. Ласточки с жалобным криком носились вокруг, а Сания заплакала, жалея птиц. Исхак положил птенчиков обратно в гнездо, а на другой день притащил две горсти проса, насыпал. Однако, когда осенью Исхак забрёл сюда, разыскивая корову, он увидел на том месте, где он оставил свой дар, ростки проса. Значит, касатки не приняли пищи от врага…

      Исхак шагнул к берегу и чуть не вскрикнул. На берегу, свесив ноги, сидела юная девушка. Она, видно, давно заметила приближавшегося Исхака, поэтому не испугалась, а, заслонившись ладонями от света, спокойно спросила:

      – Потеряли что-нибудь, Исхак-абый?

      – Потерял?… – растерянно переспросил Исхак и пошутил: – Юность потерял…

      И подумал: «Это она пела, тот же голос…»

      Девушка засмеялась.

      – Я слышала эту притчу. Банат-апа рассказывала. Так ведь это дряхлый старик, выживший из ума, говорил…

      – Вы знакомы с Банат-апа? – спросил Исхак. – Это она вас той песне научила?

      – Она… – девушка почему-то вздохнула. – Мы живём недалеко, тоже на Дубовом проулке. Я дочь Яруллы, часто к Банат-апа захожу. Помочь немного… А она рассказывает. Песням учит. Молодёжи-то нет.

      – Вы дочь Яруллы-абзый? Я знал его…

      Исхак опустился рядом с девушкой, почему-то радуясь и удивляясь этой неожиданной встрече.

      – Знали? – девушка обрадованно хмыкнула. – А я только на фотографии отца видела. Смутный такой снимок… В поле, во время сева снимали.

      – А что Вы тут делаете одна? – Исхак оглянулся по сторонам, решив, что вспугнул парочку.

      – Считаю молнии, – девушка улыбнулась. – За пять минут девяносто раз сверкнула. Удивительно: будто седьмое небо открывается… Вы любите молнии ночью?

      – Как-то не