Сон-да-ветер. Дилогия. Александра Глазкина

обряды, нравится, когда женщины уходят с сияющими лицами, унося в руках заветную золотую жемчужину, нравится наблюдать, как переливаются в лунном свете дримеры, пусть их явление случается крайне редко. Причудливо устроен наш мир: я не помню собственных снов, но зато, подставив ладонь дримере, могу наяву посмотреть чужой, пусть даже это будут непонятные и странные образы.

      Больше всего мне нравится ловить дример, которые возникают после сна тех, кому посчастливилось побывать за перевалом. В детстве я много раз упрашивала отца, чтобы он согласился взять меня с собой, но он уверял, что это опасно. Недаром же из каждого похода часть стражников возвращается с серьезными ранениями, а иногда и вовсе в караване не досчитывается людей. Смотрители милостивы к нам, никогда караван не попадет под обвал или огненный смерч. Но от чужой стрелы или меча уберечь не сможет никто, слишком много их, желающих поживиться. В срединных землях за одну жемчужину можно купить дом, а ожерелье, которое здесь носит каждая девушка, там доступно только самым знатным и богатым. Потому вновь и вновь уходят за перевал караваны, возвращаясь с зерном и тканями.

      Дримеры бродяг дрожат и раскручиваются, являя мне высокие дома с красными черепицами из обожженной глины, просторные площади, на которые во время праздников рассыпаются с балконов лепестки роз; стремительные скачки по лесам, где смешивается зеленое и золотое. И что-то, чему нет определения – обряды, взмахи рук над темными головами, гортанные выкрики. Наш мир велик и много в нем того, что мне не суждено увидеть.

      И служение в храме стало для меня не только почетным делом, но и возможностью приобщиться к таинству жизни. Перед главной жрицей я испытываю трепет и благоговение. Она служит Сомнии вот уже двадцать лет, предсказывает дни, благоприятные для походов и жемчужного сева, для празднеств и ритуалов. Она строга к нам, но как иначе, когда оцениваешь жизнь сквозь завесу видений и откровений? Остается только надеяться, что я оправдаю доверие, оказанное мне, и смогу стать достойной служительницей Сомнии.

      Ивея расстроилась, когда узнала о моем решении. В этом мы всегда были разными. Она всю жизнь мечтала о замужестве, о семье, и еле пережила те два года, что значилась в качестве возможной нареченной Смотрителя. В день ее совершеннолетия к ней сразу явился Варду с предложением, и она с радостью согласилась. Нет, я рада за них, но для себя я не жажду такой участи. Не для того пережидала затворничество дома, чтобы к нему же и вернуться, пусть даже в статусе замужней женщины, которой открыто немного больше, чем невестам. Может, причиной тому стали рассказы отца и Габи, под которые прошло мое детство. И теперь осознание того, как много сокрыто в мире, бередит мою неискушенную душу, заставляет грезить о непонятном и отталкивать от себя простую девичью участь?

      Хочу ли я любви? Глядя на то, как счастливы Варду и Ивея, или на маму с отцом, я, конечно, испытываю