Одиссея. Гомер

утекала в тоске по далёкой и милой отчизне.

      К нимфе уж он охладел, но неволей делил с нею ложе

      [155] В гроте глубоком ночном; без желанья – с желающей страстно.

      Днём же опять уходил на утёс к морю, чтобы поплакать.

      Там он все дни проводил, горем душу питая и плачем;

      Взгляд, помутневший от слёз, не сводил он с пустынного моря.

      Близко к нему подойдя, так сказала прекрасная нимфа:

      [160] «О, злополучный, утри свои слёзы! И жизнь горьким плачем

      Не сокращай! Я тебя отпустить благосклонно готова.

      Вот что: в лесу наруби острой медью деревьев для брёвен;

      Брёвна сбей в плот; по краям сбей борта попрочней и повыше,

      Чтоб безопасно тебя плот нёс в море капризном и зыбком.

      [165] Щедро тебе я вина на дорогу пурпурного выдам,

      Щедро дам хлеба, воды, чтобы голод и жажду не знал ты.

      Дам я одежды тебе и пошлю тебе ветер попутный,

      Чтоб поскорей ты достиг своей милой далёкой отчизны…

      Если того так хотят беспредельного неба владыки.

      [170] С ними ни разумом мне невозможно тягаться, ни властью».

      Так говорила. И страх ощутил Одиссей многостойкий.

      Голос возвысив, послал он богине крылатое слово:

      «В мыслях, богиня, твоих не отъезд мой, а что-то другое.

      Как же могу переплыть на плоту я широкую бездну

      [175] Бурного моря, когда нелегко и корабль быстроходный

      Может его пробежать, даже с ветром попутным от Зевса?

      Нет, против воли твоей не вступлю я на плот ненадежный!

      Прежде ты дай мне сама, о, богиня, великою клятву,

      Что никакого вреда для меня не замыслила нынче».

      [180] Так он сказал. И в ответ улыбнулась богиня Калипсо;

      Кудри его потрепав, так сказала, назвав его имя:

      «Да, ты, и вправду, хитрец! И твой ум осторожен и тонок,

      Если ты с речью такой ухитрился ко мне обратиться!

      Что же, клянусь я землей плодоносной и небом широким,

      [185] Стикса подземной водой! Эта клятва вовек нерушима.

      Страшная клятва, её даже боги нарушить боятся.

      Ею клянусь, что тебе никакого вреда не замыслю.

      Даже напротив, сама о тебе я заботиться буду,

      Как о себе, словно я, как и ты, в положенье таком же.

      [190] Я справедлива в душе, и достоинства разум мой полон,

      Сердце в груди у меня не железное, знает и жалость».

      Кончив, поспешно пошла впереди вида дивного нимфа.

      Следом пошёл Одиссей за богинею, быстро шагая,

      Смертный с бессмертной; они оба вскоре вернулись в пещеру.

      [195] В кресло он сел, где Гермес до него отдыхал, бог-посланник.

      Нимфа еды и питья перед ним на столе разложила,

      Всё предлагала ему, чем питаются смертные люди.

      Села напротив сама перед равным богам Одиссеем.

      Дали амброзии ей тут рабыни со сладким нектаром.

      [200] Жадные руки они к пище сытной скорей потянули.

      После того как едой и питьём голод свой утолили,

      Нимфа Калипсо, краса средь богинь, Одиссею сказала:

      «Зевсом рождённый