Ночной мотоциклист (сборник). Виктор Смирнов

ходит по тайге. Ищет ванадий. Спутники запускает. Строит батискафы.

      – Венька, ты ешь третий бифштекс.

      – Я недобрал за сезон сто одиннадцать бифштексов.

      – Парни, Сиротка Люпус притащил рюкзак с образцами!

      Геологи… Из нашего выпуска трое ребят пошли в геологи. И еще наш класс дал горного инженера, микробиолога, летчика. Я знаю, о моем выборе говорят, пожимая плечами и улыбаясь: «Чернов Пашка, лучший математик, медалист, пошел в милиционеры!» Ну а кто же должен «идти в милиционеры», хотелось бы знать?

      Через два столика от меня сидит человек со спиной широкой и мощной, как стальной щит скрепера. Спины, если присматриваться, могут быть так же выразительны и неповторимы, как форма уха или отпечаток пальца.

      Этого человека я уже видел.

      Он оборачивается. А… преподаватель из школы ДОСААФ, Ленкин приятель. Он в обществе белокурой дамы с губами, накрашенными слишком ярко для Колодина.

      Геологи едят апельсины, оркестр в бодром танцевальном темпе играет «Бродягу». Мрачная личность в шароварах старателя, заказавшая «Бродягу», горюет у пустых графинов.

      «…Презумпция невиновности, Паша. Это не просто термин, это стиль нашей работы. “Презумпция” – от латинского слова “предварять”. Предварительно ты исходишь из положения, что человек, с которым столкнулся при расследовании, невиновен. Не доказав обратного – на все сто процентов! – ты не имеешь права считать его виновным».

      Так говорил Эн Эс… Но если не Шабашников, то кто? Значит, нам противостоит чрезвычайно хитрый и опасный преступник, справиться с которым будет нелегко.

      В застекленной двери я вижу Ленку. Светлая, коротко стриженная головка. В школе девчонки говорили ей: «Тебе не придется краситься, ты всегда будешь в моде». У нее волосы льняного цвета.

      Я иду к выходу, и кажется, что все столики смотрят на меня, даже оркестранты. Застыла кулиса в руке тромбониста. «Вы видите лейтенанта в штатском? С хохолком на затылке?» Я снова превращаюсь в мальчишку. Прошлое ожило.

      – Пашка!

      Мы почти одного роста – так она вытянулась. От нее пахнет дождем и прохладой улицы, этот запах особенно ощутим в теплом табачно-кухонном воздухе ресторана.

      – Пашка, я рада.

      Мальчишки из детства уходят так далеко, что их можно безбоязненно целовать у широкой застекленной двери ресторана. Мальчишки из детства становятся родственниками.

      – Дай я посмотрю на тебя, лейтенант милиции. Какие складочки у рта!..

      Мы идем к столику, продолжая разговаривать, но я уже плохо слышу Ленку. Что-то изменилось в ресторанной обстановке. Я никак не могу собраться и «настроить фокус».

      А… мотоциклиста – вот кого нет. Пока я встречал Ленку, он исчез со своей дамой. В ресторане два выхода – один в вестибюль гостиницы, другой на улицу. Он не хотел, чтобы его видела Ленка. Почему?

      – Ты меня слушаешь, Паш?

      – Да-да!

      – Я хотела уехать из Колодина. Все уезжали. Поступила в Ленинграде в Лесгафта. У меня всегда было хорошо с гимнастикой, ты знаешь. Но отец разболелся, пришлось