Ночной мотоциклист (сборник). Виктор Смирнов

оглядываю фотографии на стенах. Бесчисленные снимки жены: маленькая полная девочка в кудряшках, с ямочками на щеках, потом маленькая полная девушка с ямочками, потом женщина все с той же не тронутой годами улыбкой и с теми же кудряшками.

      «Самого» не видно на фотографиях, только два сравнительно недавних снимка. Бывают люди, которых трудно представить детьми, и Анданов из их числа. У него не было младенчества, он не ползал перед объективом на голом пузе и не ждал птички, которая вот-вот вылетит из круглого стеклышка. Длинное пальто, барашковый воротник, руководящий «пирожок» на затылке. Таким, наверно, он появился на свет и сразу принялся за сортировку писем, телеграмм и другую общественно полезную деятельность.

      – Во сколько вы ушли от Шабашникова?

      – Часов в пять.

      Мягко и деликатно я стараюсь получить от Анданова ответ на вопрос, который не хочу задавать в лоб. Анданов оказывается гораздо более понятливым, чем я ожидал. Он облегчает мою задачу.

      – В тот же вечер я выехал из Колодина. Жена почувствовала себя хуже, и я решил поместить ее в областную клинику. Здешние врачи, увы… Впрочем, вам это неинтересно. Очевидно, молодой человек, вы хотите установить алиби всех, кто был у Шабашникова? Что ж, пожалуйста.

      Как бы ни раздражал меня этот холодный тон, я начинаю чувствовать нечто вроде благодарности к этому спокойному, сдержанному человеку. С ним не надо финтить.

      – Назвать поезд?

      – Да.

      – Я выехал со станции Коробьяниково в десять тридцать. Вагон шесть. Мягкий. Там были двое проводников-мужчин.

      Он говорит уверенно и спокойно.

      – Когда вы уходили, Шабашников был трезв?

      – Да.

      – Много вы оставили задатку за щенка?

      – Шесть рублей.

      – Зря вы это сделали: Шабашников тут же напился.

      – Я должен был заплатить. Но, к сожалению, расходование суммы от меня не зависело.

      Комната у Анданова большая и сумрачная. Тюлевые накидки на тумбочках, герань и «слезки» на окне, ракушечные шкатулки – здесь ощутимо недавнее присутствие хозяйки, домовитой и рачительной. Квитанции и жировки аккуратно подколоты на гвоздик. В доме, должно быть, знают цену деньгам. Расписание поездов в рамочке: белый реактивный самолет над красным электровозом. «Почтмейстер» и дома – как на работе.

      – Надеюсь, содержание нашего разговора…

      – Я знаю порядок, – перебивает меня Анданов.

      Скатываюсь по лестнице-ксилофону под дикий вопль ступенек. Интересно, что у него на обед? Мне представляется длиннолицый унылый человек, сосущий сухарь над стаканом бледного чая.

      7

      – Не похищены ли у вашего мужа вместе с деньгами какие-либо драгоценности, дорогие вещи?

      – Вещи?

      Женщина в черном шерстяном платке и черном платье смотрит на меня, стараясь сквозь ворох собственных мыслей добраться до смысла вопроса. Вся наша суета так далека от нее, так ничтожна. Если бы мы приходили до. Не после, а до.

      Дочь Осеева сидит чуть поодаль. Похожа на мать, такое же строгое красивое