Чардаш смерти. Т. О. Беспалова

почерневших от времени брёвнах. Лаврик сказал, что это охотничья заимка. В домишке нашлась печь, нехитрая утварь, незначительный запас топлива. Изба изрядно обветшала. Из щелей между брёвнами бахромой свисала пакля, крыша прохудилась, лесенка на крыльцо – без трёх ступеней, но это лучше, чем ночёвка в снегу, в двадцатиградусный мороз. Последние силы они отдали кобыле – кое-как разместили в избёнке, накрыли, накормили остатками фуража. Теперь животина громко дышит, но стоит смирно. В её больших, блестящих глазах отражается огонёк лучины. От неё и тепла больше, чем от печки. А они спать не укладываются. Пленного опрашивают. Красный профессор формулирует вопросы, Октябрина переводит, а Низовский обоим помогает.

      – Позвольте осведомиться, почтеннейший, а техника соответствующая у вас имеется? – Низовский хитро щурил и без того узкие глаза. В избушке было дымно – печь топилась по-чёрному.

      Октябрина перевела.

      – Auf Wegen Feld Gendarmerie lokalen Herden leben zu löschen. Jetzt ist der Schnee. So wird morgen fahren[1].

      – Die Technik ist. Geben Sie Wodka! Wodka ist?[2]

      – У нас и хлеба-то в обрез. А ты о водке, – отозвался профессор. – Ты спроси его, Октябрина за дозорных.

      – Дозоры у немцев всегда выставлены, – вмешался Лаврик.

      – Der Schutz der Eisenbahn sind der SS,[3] – прилежно ответил пленный.

      – Как часто патрулируют? Где выставлены посты?

      Октябрина переводила. Пленный отвечал на все вопросы толково, без запинки.

      – Вот предатель-то! Вот треплется! – рычал Лаврик.

      Под скулами Гаврина ходили желваки. Он то и дело хватался за карабин, но сразу же откладывал – толстые рукавицы не защищали руки от стылого металла. Роман держал оружие на коленях. Внезапно интонации пленного изменились. Нет, он лопотал всё так же оживлённого, но теперь явно о чём-то совсем ином. Время от времени он на свой, венгерский лад, произносил, коверкая, русские имена. Родион Петрович тоже заметил смену настроения мадьяра, тоже стал прислушиваться, пытаясь самостоятельно, без помощи Октябрины осознать смысл его речей.

      – Погоди-погоди! – сказал профессор наконец. – Что же ты умолкла, Октябрина, он ведь что-то важное говорит. Так?

      Октябрина смущенно уставилась на отца.

      – Он бредит, папа.

      – Он какие-то имена называл. Что-то о казнях. Так?

      – Папа! По моему, он дурак. Я бы подумала, что спьяну бредит, но он трезв. А толкует о колдовстве. Антинаучный бред какой-то.

      – Может быть, этот гм… господин соблаговолит повторить? – встрял интеллигент Низовский.

      – Ну! Давай! – Лаврик ткнул мадьяра стволом в бок.

      Пленный вздохнул и начал сначала. Октябрина переводила.

      – Он говорит: у нас нет шансов. Даже если не сумеем взорвать дорогу – шансов всё равно нет.

      – Шансов на что? – улыбнулся профессор.

      – Он говорит, нам не спастись. На оккупационные власти работает самый известный в этих местах колдун. Он пугает, наводит … что?

      – Отводит

1

На расчистку путей полевая жандармерия сгоняет местных. Сейчас снег. Значит, завтра пригонят. (нем.).

2

Техника есть. Дайте водки! Водка есть? (нем.)

3

Железную дорогу охраняет СС (нем.).