Чардаш смерти. Т. О. Беспалова

Надо сначала слить!

      Кто-то ударил её под вздох и она распахнула рот, желая глотнуть горячего, насыщенного черной пылью, но такого необходимого сейчас воздуха. Вкус его оказался горше полыни. Анюта закашлялась. Рот наполнился обильной слюной.

      – Погоди! Так она здохнется, – проговорил Колдун. – Клади её на бок. Вот так!

      Совсем скоро спелёнутая по рукам и ногам собственным платьем, она лежала на обочине просёлка. Безжизненные, подёрнутые серой поволокой, глаза убитой козы в упор глядели на неё. Пахло утробной гнильцой. Знакомый, страшный запах. Так пахнут кровоточащие раны. Она смаргивала слёзы. Они были так же горьки, как и её слюна, но она радовалась им. Горько-соленая влага вымывала из-под век колкие частички пыли. С каждым мгновением зрение её прояснялось. Наконец она смогла рассмотреть всех четверых своих мучителей, которые расположились на противоположной стороне просёлка. Теперь, когда они обнажили свои страшные лица, она испугалась по-настоящему. Тугие пелёны, не давали простора истерике. И хорошо, что они её спеленали, иначе никак не совладать бы со страхом.

      Тот, кто примчался к ней первым и которого товарищи именовали Голодом, имел голый, белый гладкий череп. Глаза его прятались столь глубоко, что разглядеть их не представлялось возможным. На месте носа зияла продолговатая дыра. Рот походил на складку дубовой коры. На тонкой шее зачем-то болталась верёвочная петля.

      Второй, тот, кого называли Гробом, имел длинные до колен суставчатые руки, больше походившие на конечности насекомого, большую, шишковатую голову, украшенную острыми ушами и длинным, ниспадающим на верхнюю губу носом. Всё это каким-то невероятно уродливым образом крепилось к тщедушному, горбатому телу. Гроб перемещался боком, неестественно изгибая кривые ноги, и едва не касался ладонями земли.

      Третий – Мытарь – всё ещё сидел верхом на своём тощем скакуне, но теперь он показался Анюте огромным, тучным, застывшим. Широкое его лицо с огромными, как кофейные блюдца, глазами было черно. Волосы стояли торчком, образуя над головой причудливую корону, чем-то напоминающую оленьи рога.

      Колдун же показался ей невероятно красивым, высоким, статным, юным. На смену невзрачной, крестьянской одежонке явилось блистающее бело-золотое одеяние более уместное для былинного героя, но не для безродного бродяги – жителя хопёрских лесов. Как-то возвысился он, расправил плечи, поднял подбородок, смотрел с открытой отвагой, по-орлиному.

      Анюта моргала глазами – иных движений она, плотно спелёнутая, не могла сейчас себе позволить.

      – Она смотрит на нас, – сказал Голод.

      – Пусть смотрит, – ответил Колдун.

      – Она запомнит нас, – сказал Мытарь.

      – Ненадолго, – отозвался Колдун.

      – Мы убьём её прямо сейчас? – спросил Гроб.

      – Зачем? Она ведь не может больше сопротивляться. Она безоружна. Я не убиваю детей. Я вообще никого не хочу убивать, – сказал Колдун.

      – Тогда её убью я! – Гроб оскалил мышиные зубки, а Мытарь поднял карабин и прицелился.

      Чёрный зрак дула уставился