Зимопись. Книга третья. Как я был пособием. Петр Ингвин

мне рыбешек, акулы давно пожрали бы всех, а потом друг друга, выясняя, кто акулистее.

      Стоп, а это что? Я соорудил из двух кулаков подобие подзорной трубы, отсеяв ненужное и сосредоточившись на одной точке. Тряпка на дереве. Или две? Не видно. Зато видно, где. Земля бросилась под помчавшиеся ноги. Камни, трава, кусты – все желало уколоть, уронить, подсечь или сбить скользкой либо глубокой ловушкой. Мне безумно везло. Или опыт сказывался, не зря столько времени в стае своим считали. Почти не разбирая дороги, за пять минут я домчался до нужного дерева, но подходил аккуратно, стараясь не напугать царевну, если она там.

      Ее не было. Я сделал несколько все увеличивавшихся кругов, каждый куст вызывал пристальное внимание, ветви раздвигались, заросли высокой травы прочесывались с тщательностью сыщика, который сдает экзамен на соответствие должности. Ничего. Точнее, никого. Чужого присутствия тоже не отметилось. Следы читались плохо, мешала тьма, но жизнь в человолках научила многому. Тело, вспомнившее звериное прошлое, опустилось на четвереньки и принялось вынюхивать, высматривать, отходить и вновь возвращаться. Чувства подсказывали, что Майя не ушла далеко. Что вообще не ушла.

      Слух подтвердил. Тихое сопение донеслось из-под дерева неподалеку.

      – Майя! – шепотом позвал я.

      В ответ – тишина. Либо царевна крепко спит, либо… это не Майя.

      Натянув тетиву, я направил оружие на кучу веток, где кто-то прятался. Шаг. Еще шаг. Совсем близко. Моя ступня аккуратно разворошила верхний слой листьев.

      Все-таки Майя. Она беззаветно дрыхла – уставшая, намучившаяся, укрывшаяся лапником. Обе вещи честно вывешены на жерди над самым высоким деревом. Логово царевна соорудила себе неподалеку, чтоб убежать, если к сигнальным флагам придут чужие, и отрубилась, как казненный на плахе после финальной встречи с топором.

      Стараясь не шуметь, я стянул с себя кожано-ременной доспех, за ним последовала рубаха. Затем защитная конструкция вернулась на голый торс, а рубаху я положил около спящей.

      – Майя!

      И едва успел шарахнуться от вылетевшего в грудь меча.

      – Не подходи! – зашипела царевна. – Убью! Ой, это ты, Чапа? А мне подумалось…

      – Надень. – Мой подбородок махнул на придвинутую рубаху.

      Я отвернулся. Сзади зашуршало.

      – Почему не вернулась?

      – Рыкцари, трое, – она принялась сбивчиво рассказывать, возясь в куче веток и пыхтя от усердия. – С запада, вдоль леса. Не скрываясь. С горы их тоже должны были увидеть.

      – Там все нормально? – сразу уточнил я, – на горе?

      Майя кивнула:

      – Ни дыма, ни погнутого дерева.

      В моей рубахе она выглядела сбежавшим из лечебницы психом. Рукава связать – и полная картина. Руки утонули, не видно даже пальцев. Подол, который я дважды обрывал на перевязки, доходил до середины бедер. Зато нос гордо вздернут, а глаза светятся радостью. Она не одна, теперь ничего не страшно.

      – Дождалась, пока пройдут, – продолжила Майя, встав рядом и сонно потягиваясь. – Потом разместила флаги. Уже в темноте. Чтоб утром сразу увидели. Легла в