Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том шестой. Нелли Шульман

учитывая случившееся с ее первым ребенком. Она может пойти на что-то безрассудное… – Макс боялся, что малыш проснется:

      – Ладно, пусть Муха сначала придет в себя, а потом я с ним серьезно поговорю… – он снял с крючка непромокаемую куртку с капюшоном, от Barbour:

      – У меня нет времени, меня ждет партайгеноссе Рауфф. Вам дадут отдельную палату, советую вам принять душ… – Макс, брезгливо, повел носом, – и лечь в постель. Вы взволнованы, вы не понимаете, что говорите… – он вышел, не попрощавшись с зятем. Дверь, мягко, закрылась.

      Эмма переступила внезапно заледеневшими ногами, в овчинных мокасинах, итальянской работы:

      – Мерзавец, какой мерзавец… – она не сомневалась, что Воронов говорит правду:

      – Они притащили сюда… – Эмма не хотела произносить это слово, – власовец использовал меня, как подопытную крысу. Я родила ребенка от Гитлера… – Эмма знала, что ей надо делать. Голова была ясной, она напрягла слух:

      – Власовская мразь еще там. Мне надо отослать его, усыпить подозрения. Мне надо добраться до отродья дьявола… – Эмма хотела разыграть припадок сумасшествия:

      – Макс решит, что я впала в депрессию, из-за родов, и решила бежать, с ребенком. Клянусь, я брошу тварь в озеро и даже не посмотрю ему вслед… – избавляться от младенца в госпитале было опасно:

      – Власовец может вернуться, проверить, что я делаю. Надо еще миновать дежурного врача и охранников… – Эмма подумала, что можно спрятать ребенка под халат:

      – Попрошу доктора принести мне чаю, объясню, что проголодалась. Охранники пошли на пирс, вслед за Максом… – по первому пребыванию в госпитале, Эмма знала, что входная дверь в особое крыло легко открывается изнутри:

      – Лаура так сбежала, вместе с моим малышом. Я тогда сказала Максу, что она солгала, что ребенок, родившийся в Нойенгамме, умер… – Эмма помнила сдавленные звуки, тяжелое дыхание Лауры, в темноте комнаты:

      – Она его убила, своими руками. Она не хотела, чтобы дитя Макса выжило. Но что такое Макс, по сравнению с Гитлером… – сжав левую руку в кулак, в кармане кашемирового халата, Эмма, тихонько, приоткрыла дверь.

      Русский, глупо улыбаясь, рассматривал колыбель. Она вдохнула запах водки, гноя, кислого шампанского. Эмму слегка замутило, она велела себе собраться:

      – Я проснулась и услышала ваш разговор, милый… – голубые, миндалевидные глаза взглянули на Петра, – почему ты мне не сказал, о столь почетной миссии… – скользнув ближе к колыбели, превозмогая тошноту, Эмма провела пальцами по рукаву его эсэсовского мундира:

      – Неужели это правда, милый… – от жены уютно веяло тальком и молоком, – неужели у меня родился потомок великого фюрера… – Петр, благоговейно, смотрел на мальчика:

      – Эмма меня поняла. Она прониклась святостью своей миссии, она все объяснит Максимилиану… – Петр и не мог надеяться на поддержку жены:

      – Но она здесь, она меня обнимает, сама. Правильно говорят, что роды меняют женщину. Мальчик