Три креста. Григорий Александрович Шепелев

у меня бесплодия!

      – Поздравляю.

      – Дай мне бутылочку «Каберне», – попросила Рита, достав из кармана деньги, – как Светка?

      – Светка не знает уж, кому дать, чтоб нас не закрыли. Но всё равно – закроют, я думаю, даже если она Собянину даст.

      – Скорее всего, – согласилась Рита и, взяв пакет с вином, вышла.

      Дождь не стихал. Дорога была пуста. Тротуар безлюден. Бледные фонари, возможно, лишь притворялись мёртвыми, потому что чьи-то глаза жгли Рите затылок. Она была уже очень близко от переулка, нужного ей, когда её вдруг нагнал патрульный автомобиль. Он затормозил, и Риту окликнули.

      – Что тебе? – спросила она, сердито взглянув на лицо сержанта, которое появилось вместо стекла, скользнувшего вниз.

      – Ритка, за тобой кто-то шёл, – сообщил сержант.

      Рита огляделась.

      – Кто за мной шёл?

      – Откуда я знаю? Как только мы его зацепили фарами, он нырнул в какую-то подворотню. Но шёл он именно за тобой. Обочиной крался – за фонарями, за остановками. Ты оглядывалась – он прятался. Будь внимательна.

      – Как он выглядел?

      – Виден был только силуэт – даже непонятно – женский или мужской. Тебя подвезти?

      – Не надо, – решительно отказалась Рита, – спасибо, мальчики! Я вас очень люблю.

      Свернув в переулок, она втянула голову в плечи. Вышеупомянутый дом и его двойник стояли неподалёку от улицы, но к ним нужно было идти в обход гаражей и детской площадки. Двор был освещён слабо. Рита пересекла его быстрым шагом, держась подальше от припаркованных вдоль бордюра машин и прочих предметов, могущих скрыть опасность. Патруль её запугал.

      Код подъездной двери был ей известен. Открыв её, Рита поднялась в потёмках и затхлости на площадку первого этажа и особым ритмом забарабанила в дверь квартиры спасателей. Ей никто не открыл. Тогда она вынула из кармана ключ и сама открыла. Теперь настало самое время в двух-трёх словах объяснить без лишних подробностей, кто такие эти спасатели.

      Рита их называла спасателями в честь улицы, близ которой располагался дом – Большой Спасской. Конечно же, никого они не спасали, разве что некоторых – от ломки. Но это вряд ли можно было назвать спасательством. Их самих спасать было поздно. И жильцы дома, и полицейские уж давно махнули на них рукой: первые – осознав бесполезность всякой борьбы, вторые – её невыгодность. Жильцы, впрочем, продолжили бы борьбу, но у них была крепкая надежда на скорый снос и переселение. Полтора десятка спасателей занимали целую коммуналку из пяти комнат, сданную им последним живым жильцом этой коммуналки, который оформил собственность на все комнаты. Побудить его выселить таких квартирантов никто не мог – он боялся. Кроме того, один из спасателей, погоняло которого было Веттель, кем-то ему ещё доводился – не то внучатым племянником, не то сыном.

      Веттелю было двадцать четыре года. Окончив Суриковку, он год рисовал на Старом Арбате. Именно там с ним Рита закорефанилась. А когда вдруг из-под красного зубчатого забора, что возле ГУМа, всплыла идея сделать Москву