Три креста. Григорий Александрович Шепелев

затем поспешно поднял шлагбаум. Когда машина вырвалась на проспект, Рита пристегнулась на всякий случай. Также на всякий случай она спросила:

      – Вы не забыли айфон и лист?

      – Не забыл, – сказал Гамаюнов, – но повторяю: ты не увидишь их до тех пор, пока я сам лично не разберусь во всей этой чертовщине.

      – Вы абсолютно правы, Виктор Васильевич, – неожиданно согласилась Рита и замолчала на целые три минуты.

      Дворники двигались по стеклу с неприятным скрипом. Время перевалило за полночь, но поток машин поредел не сильно. Как только «Нива» остановилась на красный свет перед перекрёстком возле метро, Рита вдруг сказала, взглянув на профиль хирурга:

      – Виктор Васильевич! У вас очень красивый нос.

      – Рита! У тебя примерно такой же, – заметил врач, держа руку на рычаге скоростей, который подрагивал.

      – Это верно. Но не пытайтесь вообразить, что я ваша дочь. Я знаю, кто мой отец.

      – И кто же он?

      – Сатана.

      Отстегнувшись, Рита бросилась на водителя, как лисица на кролика. Гамаюнов не успел сделать ни одного движения, прежде чем её руки крепко обвились вокруг него, а губы припали к его губам. Язычок у Риты был точно дьявольский. Кровь прихлынула и к лицу, и к прочим частям Виктора Васильевича так бурно, что у него в висках застучало. Фары и фонари закружились вихрями, словно он был изрядно пьян. Но сзади уже сигналили.

      – Вам пора, – прошептала Рита, резким движением отстранившись от Гамаюнова. Не успел он опомниться, как её уже след простыл. Выпрыгнув из «Нивы», она бежала к метро, и вскоре исчезла среди людей, спускавшихся по ступенькам.

      Виктору Васильевичу пришлось продолжить движение, хоть ему, мягко говоря, было не до этого. Он остался в глубоком недоумении. Это чувство не покидало его весь путь. Когда он, припарковав машину под фонарём, направился к дому, его внимание привлекла какая-то девушка, одиноко сидевшая на скамеечке у подъезда. Приблизившись, он увидел, что это – Женька. Она курила.

      – Кто тебе дал сигареты? – строго спросил Гамаюнов, остановившись. Женька взглянула на него дерзко.

      – Я не спросила, как его звать! Разве я похожа на тех, кто ищет дружков на улице? Уходите, Виктор Васильевич! Я не бью вашу дочь. Чего вы сейчас пристали?

      – Женечка, идёт дождь, – напомнил хирург, – а сейчас – не лето. Апрель. Легко простудиться.

      – Я простужаюсь только в жару, – огрызнулась Женька, – не надо думать, что я – такая, как все. Я не размазня! Я делаю только то, что мне хочется.

      – Это всем хорошо известно. А кстати, хочешь посидеть в «Ниве»? С музыкой-то тебе будет повеселее! На, держи ключ.

      Не ответив, Женька вскочила и, отбежав на десять шагов, села на заборчик детской площадки. Чтоб продолжать её доставать нужно было быть идиотом, и Гамаюнов пошёл домой.

      Снимая пиджак, он понял, что идиотом как раз и был. Айфон и листок, лежавшие в боковом кармане, исчезли. Деньги, которые находились там же, остались. Водительские права и прочие документы, рассованные по всем остальным карманам, также были на