Три креста. Григорий Александрович Шепелев

если бы она не напоминала тебя, – как будто и не услышала его слов Алевтина Дмитриевна, – ведь первые года три я, как начинающий педагог, всерьёз полагала, что отец – тот, кто вырастил, а не тот, кто зачал. Однако, когда этот ангелочек начал таскать у меня абсолютно всё, что плохо лежало, мои иллюзии пошатнулись. Мой первый муж, который её воспитывал, не был вором!

      Глаза Виктора Васильевича стали шире.

      – А я, по твоему – вор?

      – Я этого не сказала. Твоей природе присущ рационализм, который не позволяет тебе удариться во все тяжкие. Но основа её – паскудство. Ты ведь прекрасно знал, что я родила от тебя дочурку. Но сделал вид, что не знаешь. Ей перепала только одна сторона твоей личности, не стесненная никаким рационализмом. Просто представь себя без амбиций, и всё поймёшь. Она родилась воровкой.

      Тут телефон на столе опять затрезвонил. Виктор Васильевич приподнял и положил трубку. Потом спросил:

      – И больше ничего не было?

      – Если бы, – с горьким вздохом отозвалась Алевтина Дмитриевна, – через полтора года меня уведомили о том, что она – в СИЗО. Какой-то подонок, в которого она втюрилась, затянул её в наркобизнес. Я отказалась её спасать – для этого требовались совершенно неимоверные деньги. Кто-то другой добился того, чтоб все обвинения были сняты. Месяцев через восемь ей присудили условный срок, уже по другому делу. Вот после этого я о ней ничего не слышала.

      – Это странно, – проговорил Гамаюнов, глядя поверх плеча своей собеседницы на обитую дерматином дверь, – это очень странно.

      – Что странно?

      – То, что кому-то понадобилось спасать её от тюрьмы, потратив на это неимоверные деньги. Кто бы это мог быть?

      Алевтина Дмитриевна всплеснула руками.

      – Да что здесь странного? Это сделал её подельник, очень боявшийся, что она его за собой потащит. Вполне обычная ситуация. Киллер стоит дороже, чем прокурор, снимающий обвинения.

      – Вот уж с этим позвольте не согласиться, – хмыкнул Виктор Васильевич, – впрочем, киллеров среди близких знакомых у меня нет, поэтому не рискнул бы держать пари. Так ты говоришь, подельник?

      – Да, разумеется. А кому ещё эта шваль могла быть нужна? Конечно, самцы от неё балдели, но никаких особо глубоких чувств она никому, по-моему, не внушала…

      Тут Алевтина Дмитриевна запнулась на полуслове, о чём-то вспомнив. Спустя минуту она не без колебаний проронила:

      – Кто-то мне говорил тогда, что есть у неё какой-то мальчишка – очень талантливый музыкант, влюблённый в неё до одури. Скрипач, кажется. Он играл в известном оркестре – так что, возможно, деньги у него были.

      – Скрипач?

      – Скрипач. Или пианист. Я точно не помню. Ведь пролетело пятнадцать лет, и все эти годы мне, как ты понимаешь, было не до того, чтоб пилить опилки. Я была вынуждена работать, не покладая рук. Иначе бы я банально сошла с ума!

      – У тебя была бесконечно трудная жизнь, – заметил Виктор Васильевич, помолчав, – но моя все же была