Три креста. Григорий Александрович Шепелев

старик не успел. Он вдруг покачнулся и рухнул навзничь, закатывая глаза. Очкастая медсестра бросилась к нему, криком призывая врачей, куривших у лифта. Но было поздно. Старик уже не дышал.

      Глава четвертая

      Танец грешницы и тревожные мысли праведниц

      Внезапная смерть от сердечного приступа пациента, которому на четверг была назначена выписка, озаботила не столько Виктора Васильевича, сколько Ирину Евгеньевну, и по очень простой причине. Ведь заключение о состоянии сердца Лазаря Лазаревича давала она. И сердце его, согласно этому заключению, было очень даже здоровым. Назначить семидесятидвухлетнему пациенту консультацию кардиолога терапевт обязательным не сочла, потому что он на сердце не жаловался, одышкой не страдал, давление было в норме. И – на тебе! Примите подарочек, распишитесь. Неудивительно, что Ирина Евгеньевна начала, по меткому выражению Прялкиной, чесать репу. Вернувшись из административного корпуса в половине пятого, когда все дневные медсёстры и почти все врачи уже разошлись, она вдруг увидела в ординаторской то, что не ожидала увидеть, хотя такое происходило там, скажем прямо, нередко.

      Виктор Васильевич, сидя боком к столу, играл на гитаре «Барыню». Прялкина танцевала, щёлкая пальцами и умело сбрасывая с себя предметы одежды. На ней уже были только зелёные форменные штаны и лифчик. Туфли, косоворотка и блузка были разбросаны на полу. У Прялкиной получалось лихо.

      – Я проституткой раньше была! – визжала она в такт музыке, высоко подпрыгивая, смеясь, крутясь то на одной пятке, то на другой, – жги, Виктор Васильевич! Ух, ух, ух!

      – Да ею ты и осталась! – также смеясь, визжала Лариса. Она сидела на подлокотнике кресла, взмахивая ногами и отбивая ритм ладонями. На диване сидела медсестра Лена, которая делала перевязки, и Александр Петрович. Он был сегодня дежурным. Ленка визжала без всяких слов, хлопая себя по коленкам, а Александр Петрович крутил усищи, глядя на тонкий стан, яркие глаза и белые кудри Прялкиной, которые развивались так, что по ординаторской гулял ветер. Это всё было бы ничего, кабы ни ещё один персонаж – коньяк. Почти пустая бутылка стояла прямо на середине стола, а вокруг неё стояли рюмашки. Вторая, уже совсем пустая бутылка, пряталась за широкой ножкой стола.

      Когда терапевт вошла, никто не смутился. Прялкина, звонко хлопнув себя по бёдрам, предприняла попытку вовлечь Ирину Евгеньевну в грязный танец, однако та, решительно вырвав руку из её пальцев с наманикюренными ногтями, крикнула:

      – Витька! Сашка! У вас мозги в каком месте? Это вы так комиссию ждёте, да?

      – Так не будет ведь никакой комиссии, – отозвался Виктор Васильевич, моментально остановив игру, пронзительный визг окосевших баб и развратный танец одной из них, – отменили! Перенесли! Как будто не знаешь! Пугать пришла? Пей коньяк!

      Ирина Евгеньевна неопределённо поджала губы, обведя пьяниц разгневанными глазами и задержав их на Прялкиной. Та, сев в кресло рядом с Ларисой, вынула из кармана её халата пачку «Парламента» с зажигалкой и закурила,