Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой. Петр Ингвин

приказ. Она даже придвинулась ближе, ее коленки согнулись, как у воинов в недавнем приветствии, но это была подготовка к прыжку.

      Взъерошенный воробушек рядом со львом. Царевич переломит ее небрежным взмахом руки, вытирая пот со лба.

      – Закон, говорите? – перетянул я ситуацию на себя. – Огласите. Я послушаю и скажу мнение.

      – Это правильно, – не стал спорить Гордей. Зажмурившись, он продекламировал по памяти: – Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала! Я отдаю настоящее и будущее Алле-всеприсутствующей, да простит Она нас и примет, а прошлое и так принадлежит Ей. Если я встречу ангела, я стану ему другом и помощником. Я отведу его в крепость. Я отдам жизнь за него не задумываясь. Если я встречу Падшего, я убью его. Ангелы милосердны. Они всегда пытаются спасти Падших. Мне нельзя проявить слабость. Слабый человек – мертвый человек. Слабое общество – мертвое общество. Быть слабым – предательство. Побороть искушение. Отказать ангелам ради них же. Исполнить Закон. Не слушать ангелов. Не слушать истории ангелов. Не спрашивать о Том мире. Кто слушал, да будет вырван его язык или отсечена голова. И да будет так. – Глаза царевича открылись, взор был задумчив, но непреклонен. – Это называется «Молитва встречи снизошедших» или просто «встречная». Именно для нашего случая. Не зря Алла-всезнающая, да простит Она нас и примет, обязала каждого с детства учить ее: и низкорожденного крепостного, и благородного свободного семьянина. Теперь не мешай закону свершиться.

      Я стоял справа.

      – Слева!

      Мой крик ошарашил всех. Тома испуганно шарахнулась, царевич же бросил правую руку налево – к рукояти меча, голова отвернулась:

      – Что?

      В одно движение нож с открытой стороны его пояса перекочевал в мои руки.

      Гордей все понял. Хохот сотряс окружающий кустарник.

      – Не смеши. Будь хоть тысячу раз ангелом, что может нож против меча?

      – Чапа, ты что? – только и вымолвила Тома.

      Испуганно сглотнув, она двинулась не ко мне, а к Гордею. Умница. Помирать, так с музыкой. Вдвоем у нас шансы справиться с ним не нулевые, а почти нулевые. Уже кое-что. Не знаю, как насчет подраться, а царапается она отменно.

      – Ты меня убьешь? – полюбопытствовал я у царевича.

      – Никогда. – Он снисходительно улыбнулся. – Кто отважится убить ангела, недолго проходит под солнцем.

      Как же приятно быть ангелом. Ошибочка: когда тебя считают ангелом.

      – Тоже закон?

      – Еще какой.

      – Тогда думай головой. – Я перенес нож к своему горлу. – Моя жизнь зависит от моих друзей. Умрет кто-то из них – умру я.

      По горлу покатилась капелька: немного переборщил с нажимом. Зато эффект потрясающий.

      – Я обязан их убить! – взмолился Гордей.

      Снисходительность и запанибратство как слизало. На кону оказалась жизнь. Его жизнь.

      – Убив их, убиваешь меня. Убив меня, убиваешь себя. Думай, голова, думай.

      – Этого закон не предусматривает!

      – Значит?

      – Нужно подправить закон, – внесла лепту доныне завороженно внимавшая Тома.

      – Никто