Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой. Петр Ингвин

помойки, чем живых людей. Впрочем, говорила пока только девушка.

      – Закон надо исполнять. – Указательный палец царевича выбрал двоих солдат. – Вы, на счет три. Один, два…

      – Стойте! – завопила Тома.

      По ее щекам текло. А добавить нечего – сила и местный закон на чужой стороне.

      – Почему? – едко отозвался царевич.

      Здесь он в своем праве. Ему осталось лишь посмеяться над нашими потугами.

      – Неужели проблему нельзя решить по-другому? – решил я попытать счастья. – Хорошие работники не нужны?

      – Закон. Напомню, одни по твоей просьбе еще живы. Других не будет.

      – Тогда мы отказываемся от вашего гостеприимства. Приятно было познакомиться, до свидания. Мы уходим.

      Я взял Тому за руку. Мы вполне серьезно пошагали себе в неизвестность. Лес большой, редкий, чего не идти докуда дойдем…

      – Стойте! – раздалось вслед.

      Трюк сработал. Мы остановились. Чем обрадуют?

      Гордей выдал:

      – При согласии оставить этих преступников в живых, вы со своей стороны поклянетесь спокойно проследовать в башню без новых заскоков?

      Да чем угодно!

      – Клянусь!

      – Пусть она тоже скажет, – показал он на Тому.

      – Клянусь! – заверила девушка.

      – Хорошо, – расплылся царевич в улыбке и воздел руки. – Во исполнение своей части договора я оставляю Иву и Хлыста в живых. Пусть чистоту моих помыслов видит Алла-сокрушительница, справедливая и суровая, да простит Она нас и примет. Клятвы царевича достаточно?

      В конце возвышенное обращение по вертикали сменилось на окружавшую его в нашем лице горизонталь.

      – Да.

      – Отлично. – Гордей повернулся к бойникам. – Связать и оставить. Поторопитесь, мы спешим.

      – Они не проживут и суток, – неожиданно подал голос один из копейщиков.

      Гордей отправил ему взгляд, заставивший споткнуться. Кажется, по возвращении у бойника будут проблемы.

      – Царевич свое слово держит? Исполнять.

      Точка поставлена. Я обреченно глянул на Малика. Тот в меру возможности развел руками. За наши жизни он рискнул бы побороться хоть с дьяволом, но рисковать всем за чужие? Тома снова хлюпнула носом.

      Бойники размотали веревку, обреченных толкнули друг к другу – как последнее утешение, ведь иных указаний не было. Связанную в последнем объятии парочку бросили на траву. Каждый знал: не пройдет и дня, если не часа, их найдут собаки. Точнее, волки, как теперь нужно говорить.

      Мы понуро двинулись. Не оглядываясь.

      Бойники ступали неслышно, сразу чувствовалось, что не городские жители. Только копыта глухо стучали, вбиваясь в почву, да мы с Томой ломились сквозь зелень подобно бронетранспортерам, решившим срезать путь через торговые ряды деревенского рынка. Сто шагов… двести…

      Скорбную тишину нарушил я. Криком.

      – Где восьмой?!

      – Стоп! – скомандовал Гордей.

      Процессия замерла.

      – Ты не сдержал слова! – накинулся я на царевича, едва сдерживая предательские детские слезы.