Красный закат в конце июня. Александр Лысков

туес с брагой.

      – Кер меги Енех.[45]

      У Тутты опали руки. Она заскулила.

      Кошут прикрикнул. Отпил краем из туеса. Позвал невесту на показ. Девушка вышла из-за занавески. Потупила взор.

      На ней был сарафан на коротких лямках, вышитый по корсету хвостатыми крестиками. Подол оторочен мехом. А на голове – обруч из бересты[46].

      С появлением невесты Никифор солнечно просветлел изнутри. И у старого Синца будто боли в пояснице отпустили.

      А вот Кошут с сыном сделались ещё более мрачными.

      Обряд был им не по нраву. Сам Кошут, по угорскому обычаю, когда-то выкрал Тутту из родительского гнезда, заплатил за неё выкуп[47]. И нынче ему опять в расход входить, собирать дочери приданое.

      Надежда на Габора.

      Коли, в противоход, парень женится на Марье – дочери Синца, по славянскому обычаю, то убыток восполнится. Славянка придет в дом угорца не с пустыми руками.

      – Те киван?[48] – спросил Кошут.

      – Иген[49], – тихо молвила девушка.

      Послышались сдавленные рыдания.

      Это уже Синец тряс плечами и утирал слёзы умиления.

      – Хорошая девка! Была Енех – у нас Енькой станет.

66

      «Сговорёнку» окурили тлеющими ветками можжевельника. Мать пела-приговаривала:

      Вокруг дома вырастала трава.

      Кто траву стоптал?

      Приходили сваты

      Просили приданого.

      Оленя рогатого,

      Белоногую важенку.

      Нам не жаль приданого —

      Жаль милую дочь.

      (Сайнал кедве ланья.)

      Мать накрыла невесту платком, чтобы не сглазили, и толкнула за занавеску.

      А потом тем же решительным движением, одним бойцовским замахом пронзила еловым колом тушку зайца и устроила её над углями.

      Переговаривалась с Синцом, вела обряд хваления вместо молчаливого супруга.

      – Наша Енех сама себе кухлянку сшила[50].

      – Никифор парень рукастый. Зимой лесу наготовил. Срубит отдельное жилище.

      – Сама из ровдуги сшила сарафан[51].

      – Все песчаные отмели вокруг выкосил. А за лопухом и овсяница пойдёт. За ней пырей. А там и заливной лужок нашим будет. Ходовой он. Этого у Никифора не отнимешь.

      – Сеть сплела в шесть локтей[52].

      – Трубу выведет. Молодые по-белому жить станут.

      Оба говорили на своём языке, но как-то понимали.

67

      На третьем хмельном-бражном круге Синец уже так разлетелся, что начал разбирать степени родства.

      Ударил Кошута по плечу, а себя в грудь.

      – Сваты!

      Ткнул пальцем в Габора, а затем в Никифора.

      – Шурин!

      – Зябун, – перевела Тутта.

      – А наша Марья будет вашей Еньке золовкой.

      – Курма, курма! – соглашалась Тутта на свой манер.

      Покончив с зайцем и брагой, Синец с Кошутом встали под матицу, примерились головами к центру и ударили по рукам.

      Тутта опять заскулила.

      Синец с блестящей

45

Просим Енех замуж.

46

Юрка.

47

Кифиз.

48

Ты согласна?

49

Да.

50

Жабот.

51

Руха.

52

Хат кёнёк.