Красный закат в конце июня. Александр Лысков

заберегах. Не прорубь – майну. И всё-таки уже к январю до невозможности сузилось отверстие обливным льдом. Едва протолкнёшь к воде деревянную бадью. Много ли расширишь ребристым камнем. А топор Синец берёг. Выскользнет, ляжет на дно – жди лета, ныряй, чтобы опять завладеть орудием. Даже точил топор Синец крайне редко. Но как не экономил, а стальная лопасть неуклонно сужалась, лезвие приближалось к проушине.

      Деревья в обжиге закаменели. Не больше двух-трёх лесин в день превращал Синец с помощью топора в брёвна для избяного сруба.

      В перерывах вместо отдыха выжигал пни.

      Обкладывал хворостом, закидывал сучьями. Пни истаивали в пекле, сравнивались с землёй.

      В морозы – с огоньком – работа благодатная.

      А по вечерам, с устатку, возле печки с долотом в руке одно удовольствие строить ткацкий стан: вертикальную раму на устойчивых плахах-лапах.

50

      В бане у Фимки с лета была заготовлена конопля и татарник. Волокна этих трав годились для пряжи. Если вымочить их в корыте. Потом высушить. Истрепать (ребром доски по бревну). Вычесать (прутьями, сплетёнными в виде гребня). Спрясть (прялка – две доски углом, веретено – остроконечная тросточка).

      И потом вперемежку с нитью из козьего меха связать ребёнку пару тёплых носочков (спицы – заострённые еловые прутики).

      А из гольной пряжи выделать холстину.

51

      В ткацкой раме главное – челнок. Над ним Синец трудился не один день. Извёл множество осиновых плашек. Лопались, как только начинал выдалбливать в них внутреннее мотовильце.

      Горячился. Расшвыривал поломки по углам. Потом нашёлся: вырезал выемки в двух половинках отдельно и склеил расплавленной сосновой смолой.

      К тому времени Фимка напряла с десяток клубков.

      Раму установила в изножье лежанки так, что вертикальные нити основы рассекали свет печного устья. И стала попеременно змейкой справа и слева пропускать сквозь основу челнок.[41]

      Поперечной планкой подбивала, уплотняла рядно.

      За вечер наткала полосу, достаточную, чтобы сшить рукав рубахи.

52

      В землянке зимой было теплее, чем осенью. Жилище завалено снегом. Со стороны, с высоты птичьего полёта, не сразу и признаешь человеческую обитель.

      Только закопчённый дымник чернеет.

      И хорошо, что двери не на петлях, а приставные. Утром после метели ударом плеча выдавливал их наружу Синец. Затем подпруживал колом снизу, поднимал. А уж стену снега пробить не составляло труда.

53

      Печь покосилась, растрескалась, но грела исправно.

      В долгие зимние вечера на обоих жильцах была лишь лёгкая ветошь. И ребёнок в коробе сучил голыми ножками.

      Трещали в печи дрова. Дым стлался под потолком, как туман-перевёртыш.

      Фимка постукивала поперечиной в своём станке.

      Кряхтел, гугнил мальчик, накормленный материнским молоком и жвачкой – изо рта в рот.

      Синец стучал деревянным молотком по рукояти долота.

      Дошла очередь – приступил-таки мужик к заветному – постройке колеса.

41

Так до недавнего времени штопали носки.