Женщины прощают первыми. Генрих Генрихович Кранц

? Нет, уж лучше с сачком на тигра.

      – Целоваться не умеешь? Подумаешь? Ты полагаешь, что эти его…– Ритка чешет нос, моргает, подбирая определение для сонма его девушек, – …конкурсантки умеют целоваться? Не уверена…

      Ритка наклоняется к моему уху, седлает своего конька и устремляется в погоню за улепетывающим языком. Она развивает любимые теории, главная из которых так же нереальна, как проблема ожирения для выпускницы Вагановского училища. Выглядит она так. Мир – это гигантский подиум, залитый светом. Вокруг него в кромешной тьме сидят Те, Кто Выбирает. Их никто не видит. Только слышат. Они едят, пьют, смеются. Но если тебе что-то надо от этого мира – денег, славы или, на худой конец, немного любви – ты должна выпорхнуть на подиум и продемонстрировать себя с самой выгодной стороны. Не важно, что у тебя длинный нос, а ягодицы мешают передвигаться. Покажи то, чем можно гордиться. Самое-самое лучшее. А у каждого из нас всегда есть, чем гордиться.

      Эту теорию я выслушиваю через день. Мысленно я спорю с ней до хрипоты. У меня железные аргументы, об которые риткины теории разбиваются, как волны об кованые носы римских трирем. Во-первых, я не хочу шляться по подиуму. Я не люблю выставлять напоказ свои достоинства. Во-вторых, почему я должна ходить на свету, а они сидеть в темноте. Нет уж, подымите мне веки! Света, света! Я хочу видеть Тех, Кто Выбирает! В третьих, я не знаю своих достоинств. Умение два дня обходиться чипсами и « Фантой» – недостаток или достоинство? А второй размер груди – достоинство? Или, все– таки, недостаток?

      И наконец, я даже целоваться толком не умею!

      Ритка молча смотрит на меня своими круглыми глазами.

      – Ну? – говорит она. – Что ты молчишь?

      А я не молчу. Просто она меня не слышит.

      – Ритка, а когда целуешься, язык надо утапливать в себя или выталкивать от себя?

      – Чего?

      Ритке не до шуток. Она внимательно смотрит на меня и молчит. Наверное, работает языком, пытаясь определить, какая позиция ключевая? Наконец, ее чело проясняется. Табун не стреноженных мыслей проносится по ее челу в сторону правого уха, скрывается в розовой впадинке, и выныривает на свет из левого. Кругосветное путешествие окончено, Одиссей мысли добрался до Пенелопы смысла.

      – Так ты не умеешь целоваться? Ха, это и есть твое главное достоинство!

      Я ложусь на холодную парту. Дерево, когда ты было сосной, мечтало ли ты повстречать лесоруба? Ритка – лесоруб, ее топор занесен над моей поникшей башкой.

      Ритка сбрасывает конспекты в брезентовый рюкзачок. Аувидерчи, сестрица!

      – Значит, так! Я договариваюсь с Лешиком, чтоб он научил тебя целоваться!

      С худой овцы хоть шерсти клок! Чао, крошка!…

      Ритка смешивается с толпой таких же, как она, умеющих целоваться. Жаль, я так и не успела спросить – а кто, все-таки, худая овца? Я или Лешик? Если я, то почему худая, у меня классически средний вес. Если Лешик, то он скорее, баран…

      Нет, наверное, все-таки я. Я овца, но вместо колечек живой, теплой шерсти, я вся опутана кольцами поцелуев. Каких здесь