Женщины прощают первыми. Генрих Генрихович Кранц

матовой глубине старинного зеркала сливочным блеском мерцало ее обнаженное тело, высокие груди с коричневыми гвоздиками сосков мерно колыхались в такт движениям, рыжие волосы, рассыпанные по плечам, горели медью, остывающей в прозрачной воде. Да, четыре года не прошло даром.

      Юля вспомнила, какой она вернулась домой. Увядающие надежды шуршали под ногою кленовыми листьями. Каждый день она дважды пересекала парк рядом с домом – ходила на работу и с работы. И только здесь давала волю слезам. Полувековые липы и тополя, наверное, за всю свою жизнь не слышали таких рыданий. Как она надеялась, что сумеет стать актрисой, уехать из этого гибнущего с наступлением сумерек города. Шекспир был тому порукой. Она бредила его строками, они перепутывались у ней в голове с обыденностью, и неизвестно, что было реальнее – вымысел или действительность!

      Она приехала в тот город с гроздьями заученных монологов, они срывались с ее губ, как перезревшие каштаны, с сочным треском ударяясь об городской асфальт. Может тогда, она впервые поняла, почему каштан облачен в колючую оболочку – он боится разбиться. Пружинистые, гибкие колючки, хоть как-то облегчают его неизбежную кончину. Он умирает, оставляя миру свой голый, беззащитный плод. Может быть, каштан и был, невзирая на свое мужское имя, отражением женской сути?