Добрая память. Софья Хромченко

ничего! Ваше кончится время.

      Ребенок один?» – «Был сынок. Умер». – «Смерть

      В подобных условиях – это явленье

      Закономерное! Больше не сметь!

      Получите комнату», – Соне сказали

      С улыбкой сочувствия. Видно, ее

      Жертвой хозяев скупых посчитали.

      Ответить она не могла ничего.

      Так и стояла, не шевельнувшись.

      Вышли. Отборный послышался мат.

      Ушли. Матвей глянул им вслед, чертыхнувшись.

      От злости был даже за дочку не рад.

      «Спасибо вам, барыня», – той поклонился.

      Соня заплакала. – «Что ты! Не плачь!

      Если б не вышло, мой муж бы сердился.

      Он сам наказал: “Куму с Гришей не прячь.

      Жилье давать будут, но только прислуге,

      Углом обездоленной”. Как не помочь,

      Сама посуди, своей было подруге?

      Тем более крестница мне ваша дочь!» –

      «Ольга Ивановна!» – Соня хотела

      Еще что-то молвить, но слов подобрать

      Она, онемев, в тот момент не умела. –

      «Нагло себя позволяли держать.

      Барыня, как вы такое стерпели?!» –

      Матвей возмущался. – «Подумаешь! Сброд!

      Матвей Власыч, полно тебе, в самом деле!

      Ты ж большевик! Погляди свой народ».

      Матвей не ответил. Сказал всё как было

      Барину, только одно умолчал:

      Про мат – не расстраивать Ольга просила.

      Был тот доволен: не зря подсказал.

      «Пусть твоя дочка в Москве остается, –

      Промолвил Георгий Петрович. – Оно

      Мало ли как жене в жизни придется…»

      Матвей слишком понял, вздыхая, его.

      Откуда и взялся такой добрый барин

      Среди тьмы тьмущей сволочи?.. В доме большом

      Соне с Григорием комнату дали.

      Те были, как в сказке, счастли́вы жильем.

      Комната светлая. Жили в квартире

      Всего две семьи. Услыхав два звонка

      (К соседям один раз, к ним дважды звонили),

      Григорий открыл дверь. «Ох, Маша плоха! –

      Груша воскликнула прямо с порога.

      Был день воскресный. – Забрали родить.

      Коли жена твоя верует в Бога,

      Так прикажи ей о Маше молить!

      Может быть, если уж Соня попросит,

      То всё обойдется. Не верю в Него,

      Но как Он вдруг есть, верно, с Маши не спросит,

      Коль та ей простит смерть дитя своего».

      Соня молчала. В каком они веке,

      Что рядом чужие, – забыла сестра

      Гриши про всё. О родном человеке

      Просила. Тяжелый ей крест принесла.

      Первая мысль: «Туда Маше дорога –

      В смерть. С дитём вместе». Хотелось просить

      Радостным сердцем об этом у Бога,

      Чтобы за дочку ее им не жить.

      Мысли той злобной сама испугалась.

      Молитва не шла в ум. И все-таки вдруг

      Соне как будто на миг показалось,

      Что Маша не враг, а потерянный друг.

      Хлынули слезы. Тут Груша простилась

      И, прежде чем кто-то успел отвечать,

      Дверь затворив, быстро